18 марта в Ульяновске состоялся творческий вечер Эдварда Радзинского, который выступил с исторической программой «XX век. Итоги. Некто 1917».

Эдвард Радзинский

Эдвард Радзинский

Основная мысль этого выступления заключалась в том, что главным революционером в России является сама власть. Радзинский по странному совпадению говорил об этом в день выборов, в тот момент, когда в России закрылись еще не все избирательные участки, и его спектакль послужил своеобразным предупреждением народу и власти. И в этом – гражданский поступок известного писатели и популяризатора истории.

Эдвард Радзинский первую часть жизни занимался драматургией и театром, вторую часть жизни посвятил истории. В результате он создал уникальный жанр, который можно назвать историческим театром одного актера, в котором он сам – и автор, и исполнитель. Кто сегодня еще, кроме Радзинского, может приковать внимание зала на два-три часа одними лишь историческими рассказами – в одиночку, без декораций и сценических эффектов? Будучи драматургом и одновременно историком, он знает, как извлечь из истории драму и преподнести ее зрителю. Знаменитая интонация Радзинского, поочередно взмывающая ввысь и ниспадающая, его трагические паузы – конечно, от театра, это – художественное средство, но оно очень эффектно и эффективно, оно помогает вскрыть драму и трагедию истории, в особенности отечественной. «Живую историю надо рассказывать живо, – говорит он. – История – это когда понятна драма людей, а не когда история – это политика, обращенная в прошлое, как у нас».

Радзинский завершил свой гастрольный тур выступлениями в Ульяновске и Екатеринбурге. По его словам, это не случайно: он выступал здесь «в присутствии теней, которые никуда не уходят». В одном случае это тень Ленина, в другом – тени членов убиенной большевиками царской семьи.

«История – не учительница в школе, она злобный надзиратель, – сказал писатель за день до выступления на встрече с журналистами. – Когда не понимают ее уроков, то страна потом еще 80 лет ходит по кругу, чтобы вернуться в то же самое место. Тогда (в начале прошлого века. – С.Г.) не поняли, что и зачем произошло. И пытаются не понять доныне».

Россия – исторический второгодник, который не учит жестоких уроков истории. Является ли это особенностью страны или так работает история в целом?

«Это свойство самодержавия,  – отвечает на этот вопрос Радзинский. – Оно уверено: все, что не согласуется с государственной идеей, персонифицированной в самодержце, – это глупость и сумасшествие. Все должны влиться в хор, повторяющий то, что ему сказано: «Прошлое России удивительно, настоящее – великолепно, а будущее – выше всяких представлений». Что страна, где 40 процентов сограждан были рабами,  – светоч цивилизации, которая должна спасти закостенелую Европу, которая давно забыла о рабстве».

В своем двухчасовом выступлении на сцене Ленинского мемориала Радзинский развернул историческую драму длиной в столетие, из которой видно, что слепая власть была «поводырем слепых, который вел несчастную страну в бездну», что революцию 1917 года подготовили и сделали вместе  власть и народ, когда «великую империю мужик смахнул, как пылинку с рукава».

Радзинский смотрит на русскую историю как бы с высоты птичьего полета и рассказывает то, что видит. И мы вместе с ним видим, что история страны – это хождение по замкнутому кругу «реформы – реакция». Что «реформы опасно начинать, но еще опаснее их заканчивать», как это было в случае с Александром Вторым и последующими царями. Что нельзя законопачивать отверстия кипящего котла, потому что он взорвется.

Рассказ Радзинского об истории – это прояснение важных исторических параллелей, которые предсказуемо ведут  в одну сторону, к одним и тем же итогам, кажется, ясным всем, кроме самих идущих и ведущих их по наезженной колее. Взять хотя бы правление Николая Первого. Посадил военных на главные посты, те оказались некомпетентны в гражданских вопросах и окружили себя бюрократией, которая размножилась чрезвычайно. Завел тайную полицию, то самое третье отделение императорской канцелярии, руководимое Бенкендорфом, который вел отеческие беседы с деятелями литературы и культуры, подрезая тем творческие крылья. Николаевской России умные  были не нужны, нужны были верные. Несогласные же были убиты, сосланы или объявлены врагами. Император, устранивший свободную прессу, в качестве информации пользовался ложью и лестью подданных, а за достоверной картиной русской жизни обращался к герценовскому «Колоколу». Радзинский считает, что царь-реформатор Александр Второй, готовивший России Конституцию, и позднее Столыпин, автор крестьянской реформы, были убиты при странном попустительстве полиции – потому что их деятельность представляла угрозу самодержавию как институту.

После периода оттепели и половинчатых реформ в России начинались заморозки. «На морозе прекращается гниение, но зато ничего и не растет», – говорит Радзинский. Однако если не дать свободы сверху, то народ возьмет ее снизу, предупреждает он, но тогда она может прийти в страшном обличье, как в начале века.

Немолодой Радзинский выходит на сцену и говорит об этом, потому что верит, что слово имеет силу. Нельзя, будучи в здравом уме, не сопоставить его исторические повествования с сегодняшним днем: имеющий уши да услышит. Нельзя, говорит он, превращать историю  в официанта, которая бросается угождать власть имущим, как это происходит сегодня.

Зрителей в зале Мемцентра в тот вечер было меньше, чем на других концертах 56-го музыкального фестиваля, который проходит в городе. Возможно, причина в случившемся в тот день снегопаде или в огромной усталости людей после организованного волеизъявления. Или в том, что горькую правду о себе и своей стране слушать настолько трудно, что на это способны лишь умные и смелые.

Источник: Симбирский курьер, автор — Сергей Гогин

Фото: Ульяновский Дворец книги