На сцене Ульяновского драмтеатра идет спектакль «Constantia» по пьесе Владимира Маяковского «Баня», высмеивающей зловредную бюрократию, которая тормозит развитие общества. Сергей Гогин — о новой режиссерской работе Максима Копылова
На вопрос, почему пьеса называется «Баня», сам Владимир Маяковский отвечал двояко. Прямолинейный вариант ответа: «Баня моет (стирает) бюрократов». Уклончивый, загадочный вариант: «Потому что это единственное, чего там нет».
В самом деле, никакой бани в «Бане» нет, если не считать той сатирической головомойки, которую получает от автора товарищ Победоносиков, главный начальник по управлению согласованием (главначпупс), и его секретарь Оптимистенко. Работа над пьесой была закончена в октябре 1929 года, в марте 1930 года состоялась ее премьера в московском Театре им. Мейерхольда и ленинградском БДТ. А через месяц Маяковский застрелился. Пьесу надолго запретили, о ней забыли до начала 1950-х.
Напомним, что в 1929 году, когда была написана «Баня», Сталин начал разгром нэпа, уничтожение крестьянства путем коллективизации, в 1929 году в стране, чья экономика до этого росла и восстанавливалась, вновь появились карточки на хлеб и другие продтовары, а в 1932 году разразился искусственно устроенный голодомор. Товарищ Победоносиков, воплощавший партхозноменклатуру, победил и начал размножаться невиданными темпами. Возможно, Маяковский это предвидел, ведь он был поэт, а значит, пророк, и в итоге не смог жить при режиме, который сам помогал строить и укреплять в качестве «агитатора, горлана-главаря». Общество без «победоносной» бюрократии – такова была мечта поэта. Когда «прекрасное далёко» наступило, оно оказалось совсем не прекрасным, Победоносиков жив и процветает, а машина времени инженера Чудакова, как выясняется, умеет перемещать только в прошлое.
В спектакле, чей жанр обозначен как сатирическая драма с цирком и фейерверком, много красного цвета, революционного кумача. На широких вертикальных транспарантах – лозунги, хорошо известные нам с советских времен: «Каждая кухарка должна научиться управлять государством», «Кто был никем, тот станет всем» и другие. Открывает спектакль хард-роковый ремикс известной песни Крылатова-Энтина «Прекрасное далёко». Кумач и тяжелое «Прекрасное далёко» создают напряженную, неуютную атмосферу, словно нам говорят: вы хотели back in the USSR? Получите и распишитесь. Фраза «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко» из наших дней тоже воспринимается по-особому. Кстати, основная музыкальная тема из советского фантастического фильма «Гостья из будущего» (1985 год, начало перестройки!) постоянно и даже навязчиво сопровождает действие.
Эта футуристическая пьеса написана талантливо, ее язык напоминает язык Михаила Зощенко и Андрея Платонова. Модернистична и ее структура. В третьем действии персонажи пьесы превращаются в членов некоего худсовета, которые критикуют пьесу и режиссера. Этот худсовет осуществляет идеологическую цензуру, с которой, очевидно, успел столкнуться Маяковский и которой, возможно, не выдержала душа поэта. Вот реплики клона Победоносикова (Виктор Чукин), обращенные к режиссеру (Максим Варламов): «Это надо переделать, смягчить, опоэтизировать, округлить…», «Разве ж так можно выражаться про ответственного государственного деятеля?», «…Ваше дело показывать, а действовать, не беспокойтесь, будут без вас соответствующие партийные и советские органы», «…Ваше дело ласкать глаз, а не будоражить», «Это не для масс, и рабочие и крестьяне этого не поймут, и хорошо, что не поймут, и объяснять им этого не надо». Короче говоря, «сделайте нам красиво». В этом смысле идеологический гнет чиновничьей посредственности действительно является отечественной (и не только) константой, constantia.
О смысле названия спектакля его постановщик Максим Копылов говорит так:
– Маяковский был человек с юмором, назвав свое произведение «Баня», которой в тексте тоже нет. Он написал полупровокационную историю, в которой, однако, нет ничего предосудительного, поэтому ее пропустили 100 лет назад. Ее и печатали, и читали, и ставили, и играли.
Мы сидели и думали: ну, хорошо, ну, «Баня». А знают ли в Ульяновске, кто такой Маяковский, кроме школьников? Да само по себе название «Баня» не очень звучное для премьеры. Предполагать, что народ пойдет смотреть на кого-то, кто парится, что ли? Нужно было что-то более интригующее, более странное, легкая театральная «замануха». Думали, думали: что же это за история, случившаяся в прошлом веке и постоянно повторяющаяся? В воспроизводстве бюрократии есть постоянство. Давайте напишем по латыни – «постоянство», сonstantia. Так и сделали. Поэтому никакого двойного или тройного смысла тут нет.
– Вам не кажется, что вы недооцениваете зрителя? Названия пьес «Клоп», «Баня», «Мистерия-буфф» – на слуху, по крайней мере, средней образованности человек должен знать, что их написал Маяковский…
– Это была моя ошибка. Но ведь и Маяковского в Ульяновске никогда не ставили. Когда мы 1 сентября открыли этим спектаклем театральный сезон, я просто обалдел, когда узнал, что у нас в Ульяновске есть фан-клуб Маяковского, в котором состоят ученики 9-10 классов. В день открытия сезона мы придумали интерактив в фойе второго этажа, боялись, что не сможем вызывать достаточый интерес, но боялись напрасно: пришлось задержать начало спектакля на 15 минут, потому что люди выходили, читали наизусть Маяковского, фотографировались, благодарили… Я не знал, что у нас настолько любят этого автора.
– Почему эта пьеса появилась на сцене Ульяновского драмтеатра, чем она вас привлекла сегодня, спустя столетие после создания?
– Потому что это извечная история российского государства, которая говорит о злокачественной бюрократии, являющейся преградой на пути человеческих стремлений, желаний, это лишняя бюрократия. Правильная бюрократия нужна, она должна следить, куда и как идут деньги, но есть прослойка «плохой» бюрократии, о которой писал Маяковский, в этом смысле за сто лет ничего не поменялось. Я на эту пьесу наткнулся случайно, я даже в студенчестве ее не читал, нам ее не преподавали. И когда я первый раз ее прочел, то понял, что ее нужно ставить, во-первых, потому что это комедия, во-вторых, она предельно актуальна, и, в третьих, в ней нет ничего крамольного: что есть, то есть.
– Вероятно, самое зрелищное, феерическое и смешное в спектакле – это пантомима «Труд и капитал»…
– Я ни строчки не выбросил. Моей первой задачей было сохранить текст Маяковского в оригинале, ничего не убирая и не добавляя. Все по сценам, одна за другой, как в пьесе. Текст настолько хорош, что сам себя играет.
Сергей ГОГИН
Фото: Ульяновский драматический театр