11 июля в Ульяновской литературной студии «Восьмерка» обсуждали роман Патрика Зюскинда «Парфюмер». С итоговыми размышлениями – Сергей Гогин
Патрик Зюскинд
Роман Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы» (1985) сочетает в себе элитарность и доступность. При том, что это несомненный издательский хит, его чтение требует глубокой рефлексии (в Германии, например, «Парфюмер» входит в школьную программу). В отношении романа люди, пожалуй, делятся на две категории: одни, прочитав его, восклицают – «как это прекрасно», другие – «как это отвратительно» (вторые, впрочем, «Парфюмера» вряд ли дочитают до конца). Все дело, видимо, в фигуре главного героя – морального урода, который захотел стать Богом.
Жан-Батист Гренуй (по-французски это слово значит «лягушка», что вряд ли случайно) был рожден в грязи и смраде, под разделочным столом рыбной лавки. Но с рождения у него была одна особенность – он ничем не пах, тем более не пах ребенком, и этот факт приводил в ужас всех его кормилиц, зато сам он впоследствии обладал фантастическим обонянием, различал тончайшие оттенки и мог хранить их в памяти. Сам он оставался человеком без запаха и в этом смысле без идентичности, ибо запах придает индивидуальность. Это исходное мистическое условие, врожденное «уродство» Гренуя, созданное автором, является определяющим для развития характера главного героя. Уродов не любят и боятся, вот и Гренуй был отвергнут обществом и сам отверг его. Отсюда одна из главных тем романа – конфликт между гением и обществом так называемых простых людей, обществом, которое исторгло Гренуя из себя из-за его инаковости, тем самым столкнув его в пучину злодейства, сделав серийным убийцей.
Если прочитать книгу глазами психиатра, то у Гренуя можно найти целую серию психотических расстройств: и психопатию (у него полностью отсутствовала эмпатия), и ОКР (он одержим идеей запахов), и шизофрению (он живет в двух мирах – реальном и созданном им мире запахов), и маниакальный психоз (он последователен в создании своего эликсира любви и ни перед чем не останавливается). Что бы это ни было, в основе его нарушенности изначально лежало отсутствие любви. Но кто полюбит существо, которое ничем не пахнет и при этом высасывает свою кормилицу до дна? Впрочем, важнее другое: человек ли он вовсе или отпрыск самого дьявола, как в фильме Романа Полански «Ребенок Розмари»? «Он одержим дьяволом», – говорит кормилица о младенце. Далее автор дает множество оснований сравнивать Гренуя с антиподом Бога, антихристом. Он прошел архетипический период отшельничества в пещере на горе, где создал свой мир запахов («Да! Это было его царство! Бесподобная империя Гренуя!»), в котором он был властелином. «…Он видел, что это хорошо», – Зюскинд почти дословно цитирует ветхозаветную книгу «Бытия». Но если Бог – это любовь, источник любви, то антихрист-Гренуй – это антилюбовь, черная дыра, которая стремится поглотить любовь окружающих.
Гренуй творит формулу, или эликсир, любви, созданный из запахов убитых им 25 красавиц. Но это была формула любви не духовной, а исключительно плотской, звериной. И на этом его миссия была закончена. Ему больше некуда было развиваться. Он понял, что его гений никто не способен оценить. Это мог бы сделать только равный ему или кто-то высший. Но такого рядом не было и быть не могло. Он сам был богом запахов, и никакая конкуренция тут была невозможна изначально. Финальная сцена, где Гренуя «из любви» раздирают на части бродяги и нищие, – это не сцена каннибализма, а таинство извращенного причастия: эти нищие вкусили тело и кровь антихристово. «Они были чрезвычайно горды. Они впервые совершили нечто из любви», – так завершается роман.
Если вдуматься, то это не просто роман про мерзкого литературного брата Крошки Цахеса, не история непризнанного гения, ставшего убийцей. Конец Гренуя, ставшего добровольной жертвой своего же творения, говорит о том, что даже самое большое, гениальное зло ограниченно и конечно, у зла есть цель, но у него нет будущего, нет развития после достижения цели. Гренуй научился манипулировать отдельными людьми и целыми массами, но он не постиг источника подлинной любви, она была ему недоступна. И в этом есть некий оптимизм, заложенный в этом романе. Любовь, свобода и творчество – это великая тройка в одной упряжке, у которой никогда не кончатся силы для бега, потому что они постоянно открывают новые горизонты развития. Гренуй и его зло – это замкнутая система, обреченная умереть, ибо неспособна осуществлять круговорот любви. И даже обретенная Гренуем с помощью его запаха «идеальная идентичность» его не спасает, потому что она на 100 процентов манипулятивна, лжива. Он антихрист, выдающий себя за Мессию, но не являющийся им.
Запах и дух синонимичны, поэтому если вместо дурного запаха подставить злой дух в расширительном смысле, то есть в смысле человеконенавистнических идей, идеологий, даже пропаганды, то получится та же самая гренуевщина в политике, манипуляция (массовым) сознанием, которую осуществляет носитель злой сущности. И тогда в конце концов получается, как это не раз бывало в истории, что творец зла будет сожран беснующейся толпой, которую он хотел очаровать и покорить своим «духом», например, «национальным духом» или некой «национальной идеей». В этом смысле роман «Парфюмер» можно рассматривать как прогноз: любой тиран духа, как Гренуй, закончит свои дни посреди смрада и гниения, то есть в аду.
Сергей ГОГИН