В начале июня в Ульяновском молодежном театре состоялась премьера спектакля «Дубровский» по роману Александра Пушкина. С театральной критикой после премьеры – Сергей Гогин
Спектакль в постановке молодого режиссера, выпускника ГИТИСа Ивана Орлова родился на основе эскиза, который он сделал во время театральной лаборатории «Пушкин в Молодежном», состоявшейся в феврале этого года. Лаборатория – это всегда эксперимент, вот и спектакль получился экспериментальным. Лаборатория – способ освоения нового пространства: языкового, музыкального, пространства движений и т.д. Это относится не только к актерам и режиссерам, но и к зрителям. Может быть, поэтому люди, привыкшие к традиционной драматургии и театру, могут почувствовать себя неуютно, когда их вталкивают в пространство эксперимента, потому что они хотя бы на время оказываются в переходном, размытом пространстве «между» – между вполне привычным миром хрестоматийной классики и совершенно не известным миром, который есть в голове у режиссера. В этом пространстве есть узнаваемые образы Дубровского, Маши, Троекурова и прочих, но как они отличаются от классических образов…
Режиссер предлагает нам посетить как раз такое промежуточное пространство, побыть свидетелем того, как для заглавного героя один мир – беспечный мир юношеских забав, относительного благополучия – уже разрушен, а другой еще не установился. Слом мира для Дубровского произошел со смертью отца и потерей родового имения, а новый, более предсказуемый мир – если таковой был вообще возможен – Пушкин описать не успел, хотя он и был у него в замыслах (роман остался неоконченным). Возможно, поэтому действие и сценическая атмосфера постановки имеют фантасмагорические свойства, не объяснимые рациональным умом. Почему один из друзей Дубровского вылезает из кучи хлама, сохранив рубашку белоснежной, без единого пятна грязи? Почему одна из крепостных наложниц Троекурова вдруг поет по-английски эстрадную песню из западного репертуара? Почему у крепостной крестьянки золотые зубы? Почему на ужине у Троекурова гости чумазые, как черти?
Если задать себе эти вопросы и пытаться всерьез на них ответить, то можно впасть в растерянность и даже тревогу, поэтому, как советует нам одна внимательная зрительница, легко распознавшая «ламинальное» пространство спектакля, лучше на время отключить голову и включить чувства: «…Пограничный мир не самый комфортный, в нём может быть пугающе громко, жутко медленно, слишком гиперболизированно и даже – «а это здесь к чему?» Но – о чудо! – если не задаваться лишними вопросами, а просто смотреть, искренне смеяться, вздрагивать, сопереживать, испытывать дискомфорт, умиление, восхищение, раздражение – да всё, что вызывает происходящее на сцене у вас, вы ощутите на себе очищающую силу искусства и определенное удовольствие от просмотра (а может, и восторг)».
Жизнь в зазоре между двумя мирами сложна сама по себе, но она сложна и для актеров: на что опираться, когда все так шатко? На какую систему какого Станиславского, если сам мир, предлагающий обстоятельства, нестабилен, ускользает, меняется на глазах? Впрочем, изменчивость – суть самой жизни, она же – главное предлагаемое обстоятельство, и в таком случае основная экзистенциальная стратегия – проживать момент, быть в потоке жизни, двигаться вместе с нею самой и отдавать себе отчет в своих мыслях и чувствах.
Сыграть это сложно. Впрочем, с появлением режиссерского театра актеры больше не «представляют на театре», а проживают жизнь своих персонажей. Вот этого – аутентичного проживания, а не игры – не хватило в Дубровском (актер Никита Павлов). Может быть, поэтому в спектакле под названием «Дубровский» заглавный герой, как показалось, по масштабу и объему присутствия уступал Троекурову (Данила Мельников) или даже князю Верейскому (Александр Дермичев). У Мельникова Троекуров выигрывает за счет некой фундаментальности своего присутствия: у него мало слов, он в основном молчит, но молчит как хозяин, как «крестный отец» – весомо, жестоко, нагло, заполняя своим молчаливым самодовлеющим взглядом все пространство и подавляя им окружающих. Дермичеву особо удалась сцена, придуманная режиссером, где Верейский в куртуазной манере читает искусствоведческую лекцию о мизерабилизме.
Роль молодого Владимира Дубровского действительно сложна, потому что требует быстрого переключения из-за скачкообразного и вынужденного взросления героя: болезнь и смерть отца вырвала его из круга юношеских забав, сопровождаемых задиристой поэзией Пушкина, и бросила в бесприютную жизнь разбойника, да еще влюбленного в дочь своего врага Машу (Анастасия Рачкина). Тут в свои права вступает другое, драматургическое «наше всё», ибо страсти накаляются поистине шекспировские. И здесь актер начинает все делать слегка чересчур, словно пытаясь сориентироваться в пространстве «между», отчего возникает едва видимый, но вполне отчетливо воспринимаемый зазор между проживанием и игрой.
Спектакль изобилует режиссерскими приспособлениями, которые смягчают его готическую атмосферу провинциального триллера и заставляют улыбнуться: когда водка по стаканам разливается из лейки; когда Троекуров прикладывает стакан к животу «осчастливленной» им крепостной девицы, чтобы услышать шевеление ребенка; когда дымится «труп» судебного пристава, спаленного вместе с кистеневской усадьбой Дубровских. Нельзя не оценить и музыкальное сопровождение, выбранное режиссером: и фольклорное пение, записанное в нашей области, и напряженную композицию норвежской инди-группы «Einar Stray Orchestra», сопровождающую финал: «Прощай, любовь моя, мы больше не увидимся никогда…». Спектакль неожиданно разрешается известным, катарсически мудрым стихотворением Пушкина, которое читает юная девочка: «Все мгновенно, все пройдет; / Что пройдет, то будет мило».
Любопытно, что Анна Ахматова ставила роман «Дубровский» ниже прочих сочинений Пушкина, поскольку ей показалось, что автор ориентировался на бульварный эталон своего времени, отчего и получился разбойничий роман в стиле Вальтера Скотта. Но это не отменяет удовольствия от чтения чистой до прозрачности пушкинской прозы. Иван Орлов режиссерскими средствами усилил «готичность» ситуации до того предела, что иногда кажется, будто действие происходит не в русском поместье, а в средневековом замке Трансильвании или в Датском королевстве. И на это стоит прийти посмотреть.
Сергей ГОГИН
Фото: Ульяновский молодежный театр