Сергей Гогин — о новом спектакле Ульяновского драматического театра по пьесе Василия Сигарева в постановке Владимира Золотаря
В афише Ульяновского драматического театра им. Гончарова появился новый спектакль «А. Каренин» по пьесе Василия Сигарева в постановке главного режиссера театра Владимира Золотаря. Премьера спектакля, состоявшаяся 30 сентября, стала бенефисом заслуженного артиста РФ Михаила Петрова, который таким образом отметил 40-летие своей актерской деятельности в Ульяновском драмтеатре. Петров играет в спектакле заглавную роль.
Почти все спектакли Золотаря на ульяновской сцене поставлены в современном, даже модернистическом антураже. Спектакль «А. Каренин» не таков: сценография и костюмы воссоздают историческую обстановку последней трети 19 века, когда был написан роман. Очевидно, создателям спектакля было важно, чтобы зритель не отвлекался на внешние эффекты, а заглянул в суть вещей. Впрочем, эффекты, созданные художником по свету Александром Рязанцевым, нужно отметить особо, ибо они и высвечивают, и оттеняют драматизм ситуаций. Чего стоит одна лишь сцена гибели Анны, когда на сцену сверху падает огромный светящийся конус, словно свет головного прожектора паровоза, и Анна исчезает в этом потоке света.
Очевидно, что пьеса Сигарева не тождественна роману «Анна Каренина» (хоть драматург нигде не отступил от толстовского видения его героев и описания их характеров). Она и называется по-другому, и фокус ее – именно на Алексее Каренине, именно его линию вычленил драматург из большого романа Льва Толстого. Отличается Каренин в пьесе и от образа из советского двухсерийного фильма «Анна Каренина» (1967) в постановке Александра Зархи. Осталось ощущение, что Каренин из фильма (его играл Николай Гриценко) был скорее ограниченным педантом, «человеком в футляре», ригидным консерватором, тасующим колоду «духовных скреп» или «традиционных ценностей»; он вызывал определенное сочувствие, но в целом был все же персонажем отталкивающим – с его вечно постной физиономией, мерзким назидательным голосом, большими ушами, деревянной походкой (блестящая актерская работа).
Сигарев предлагает нам субъективный взгляд на фигуру Каренина, переосмысляя роман Толстого и ключевые отношения внутри по-своему несчастной семьи Карениных. Драматург, а вместе с ним режиссер Золотарь и актер Петров, показывают нам Каренина, которому искренне хочется сочувствовать. Да, у него твердые правила и христианские убеждения, они проверены поколениями, они делают жизнь более упорядоченной, предсказуемой, но при этом его границы проницаемы: из любви к Анне (Анна Дулебова, Юлия Ильина) он готов отказаться от своей жесткой позиции, например, признавая право неверной жены на свидание с сыном.
Как говорит в интервью Владимир Золотарь, в его понимании «А. Каренин» – это история о том, что мужчины имеют право на страдание: «Все привыкли, что страдание – удел женщины, что женщина страдает, а мужчина действует, он должен быть мужественным и принимать решения. Автор возвращает мужчине право на рефлексию и переживание боли и исследует, как эта боль человека меняет».
В своей манифестации высокой христианской любви такой Каренин похож почти на юродивого. «Я простил совершенно. Я хочу подставить другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и молю бога только о том, чтоб он не отнял у меня счастье прощения!» – говорит он Вронскому, когда Анна мечется в жару после родов. Да и Анна в минуты, когда, как ей казалось, она умирает, подтверждает святость своего мужа: «Он добр, он сам не знает, как он добр». Она же – Каренину: «Нет, нет, уйди, ты слишком хорош!» Заставляя мужа и любовника пожать руки, она говорит Вронскому: «Открой лицо, смотри на него. Он святой!» А еще раньше, когда живущая отдельно Анна объявляет мужу, что у нее есть любовник и она беременна его ребенком, Каренин отвечает: «Я принес вам деньги на расходы».
В спектакле Вронский (Алексей Мякотин) проигрывает Каренину практически во всем, прежде всего – во внимании к нему драматурга: у Вронского мало текста. Он сам по себе не очень значительный персонаж и нужен, видимо, только для того, чтобы оттенить образ Каренина. Помимо прочего Вронский еще и капитулянт: пока Каренин стойко переносит один удар судьбы за другим, Вронский после беседы с Карениным («Я простил совершенно…») и его разрешения видеться с Анной настолько раздавлен благородством мужа своей любовницы, что идет и стреляется. Единственное достоинство Вронского – молодость и красота. Но в глазах Анны это перевешивает достоинства Каренина, ведь ее брак – это мезальянс, и не только в смысле возраста. «Завидую твоему умению во всем находить хорошее», – говорит она мужу, отказываясь находить это хорошее прежде всего в своем браке. Анна Дулебова говорит, что, работая над ролью, она поняла, что Карениной может быть любая женщина, поэтому Каренина перестала быть для нее «далекой героиней». (Юлия Ильина играет эту роль по-другому, по отзывам, более жестко, поэтому в идеале надо смотреть игру обеих актрис.)
Каренин, разумеется, не святой. Его самый большой грех, пожалуй, – неприязнь к сыну, которая парадоксальным образом является продолжением его подлинной любви к жене. Спектакль начинается с пролога, который через пронзительные реплики передает ситуацию тяжелых родов, когда Анна с великим трудом разрешилась первым ребенком. Авторская ремарка: «Ребенок лежит на груди Анны. Каренин смотрит на него почти с отвращением». Получается, его родной сын Сережа – это тот человек, который мог отнять жизнь у его любимой женщины. Это его раздражение прорывается вовне: он может и ущипнуть, и даже ударить сына, чтобы потом корить себя за это.
А жену свою Алексей Каренин, без сомнения, любит – сильно, но без взаимности. Его идея семьи-дома рушится, и он от этого страдает. И, как рефлексирующий интеллигент, принимает на себя вину даже там, где ее нет. Когда он, наконец, заподозрил то, о чем знал весь свет, брат Анны убедил его в том, что его жена – прекрасная женщина и сомневаться в ее порядочности грешно. «Мне ужасно стыдно перед ней», – тут же говорит Каренин. Он винит себя и в жестокости, и в мелочности. Но стратегическим промахом Каренина, видимо, был тот, о котором говорит влюбленная в него графиня Лидия Ивановна (замечательная роль Людмилы Даньшиной): «Вы были хороши в своей любви к ней. Я видела вас. Я завидовала ей. Если б вы были с ней хороши так с самого вашего начала, то ничего бы не случилось». Значит, было что-то в самом начале, отчего светящийся домик семьи дал трещину.
Ответ можно найти у самого Толстого. Его Анна говорит о муже: «…Он восемь лет душил мою жизнь, душил все, что было во мне живого… он ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь». Лишь встретив Вронского, она обретает ту любовь, которой не знала с мужем. Виноват ли Каренин в том, что не мог дать Анне той любви, которая ей была нужна? Любил ли он ее любовью христианской, а ей нужна была другая? Скорее всего, мезальянс Карениных основан еще и на отсутствии «химии любви»: он ее хочет, а она его – нет. И всепрощение Каренина, и, казалось бы, наступившее благоразумие Анны (ее решимость расстаться с Вронским) могли бы привести к примирению, но – нет:
«КАРЕНИН. Анна…
АННА. Я не хочу…
КАРЕНИН. Я немного полежать… Я устал…
АННА. Я не хочу…
Каренин падает с кровати, с трудом поднимается. Смеется. Анна смотрит на него как на дурака».
Как видим, Анна ненавидит мужа даже за великодушие, которым тот ее душит так же, как и отсутствием нужной ей когда-то любви. А ведь этот «душный» Каренин даже может нравиться! Но – другой женщине: Лидия Ивановна открыто говорит ему, что любит и готова быть ему опорой, но, как сказано у Толстого, она «старая, некрасивая, набожная женщина». Полный контраст молодой, красивой Анне. Которая, увы, любит другого.
Итак, Каренин все простил, жизнь продолжается. Впрочем, той, которую он простил, уже нет. Ее ребенок, девочка, поступает на его попечение, и заключительная сцена с коляской говорит нам, что Каренин будет заботиться об этом ребенке как о своем, любить в ней свою Анну, тем более что у ребенка даже ее имя. Финальная сцена: все действующие лица собрались вокруг освещенного внутренним светом домика, дома семьи, который Каренин строил в своих мечтах и который не случился. Но есть надежда, что все-таки еще случится: это дом, преисполненный тепла, в котором будет расти маленькая Анна. Если вы любите хэппи-энд с грустинкой, то этот спектакль – для вас.
Сергей ГОГИН
Фото: Ульяновский театр драмы