«Культура избирателей такая, что большинство простых людей во многом партию оценивает по ее лидеру»

Председатель «Коммунистов России» Максим Сурайкин — о выборах, депутатстве, любви к Ульяновску, скумбрии, Куринном, Навальном, Зюганове, Морозове, Ленине, Сталине, вакцинации, QR-кодах и многом другом

Журналист, администратор телеграм-канала «Симбирский шугожор» Виталий Ахмеров записал аудио-интервью c Максимом Сурайкиным. Это политик, председатель партии «Коммунисты России», депутат Законодательного собрания Ульяновской области, экс-кандидат в губернаторы, экс-кандидат в президены России и т.д. Simbirsk.City публикует полную стенограмму записи разговора.

Ахмеров: Добрый вечер, дорогие слушатели, в эфире очередной выпуск «Подкаста шугожора», у микрофона Виталий Ахмеров, и у меня в гостях, как вы знаете из анонса, товарищ Максим Сурайкин. Максим, здравствуйте!

Сурайкин: Добрый вечер!

Ахмеров: Максим Сурайкин возглавляет центральный комитет партии «Коммунисты России», а в 2018 году по спискам этой партии избрался в Заксобрание Ульяновской области и уже четвертый год является нашим депутатом. Максим, мне многие жалуются, что вы стали часто прогуливать заседания. В чем дело, почему вы разлюбили Ульяновскую область?

Сурайкин: Во-первых, я ее не разлюбил, а считаю ее второй малой родиной. На самом деле, я пропустил за три года буквально три или четыре заседания из 36 (текущий созыв Законодательного собрания Ульяновской области провел 50 заседаний — прим. ред.). Просто в этом году у нас была очень тяжелая избирательная кампания по всей России.

На выборах в Госдуму, где мы выдвинули большой список (400 человек – больше на два человека оказалось только у «Единой России», а парламентские партии выдвинули человек по 200 с небольшим) и еще 200 одномандатников. Но помимо этого, самое главное, еще в 20 субъектах проходили выборы в законодательные органы. Нам удалось добиться регистрации и участия в 20 регионах.

Мне пришлось очень много летать, поэтому в июле и августе на два заседания я не попал, и на последнее не попал, потому что был в отпуске. А так, за три года буквально, может, четыре заседания из 36 я пропустил. Другой вопрос, что информационно нас очень сильно глушат. Часто, когда я бываю в области, мы пытаемся добиться внимания прессы, но оно весьма ограничено, и создается ощущение, что мы ничего не делаем, хотя это кардинально не так.

Ахмеров: А что вы делаете?

Сурайкин: У нас постоянно работает областной комитет партии, постоянно поступают обращения граждан. Кому помочь с лечением, кому продуктовыми пайками помочь. В пандемию мы собрали деньги, купили и раздали жителям Ульяновской области две тысячи пайков. В этом году летом нам удалось бесплатно раздать нуждающимся пять тонн муки. Ну и потом, депутатская деятельность. Мне каждый день приходят запросы граждан по тем или иным вопросам. Мы стараемся, насколько можем, помочь, делая соответствующие запросы в органы. Где-то, что называется, помогаем прямым… С деньгами у нас тяжело. В отличие от господ из КПРФ мы финансирование не получаем государственное, ни копейки.

Многие наши избиратели не знают, что наши оппоненты из КПРФ нас обзывают всякими словами, а меж тем они получают каждый год из бюджета примерно миллиард рублей

Представляете, за пять лет пять миллиардов рублей получает КПРФ. А в предыдущем созыве получала практически полтора, то есть еще 7,5 млрд. За президентские выборы они получили еще компенсацию полтора… Это все официально из бюджета, наши с вами деньги налогоплательщиков. В том же нашем Законодательном собрании я, например, отказался от зарплаты. Хоть и тяжело, конечно, с ресурсами, но не очень порядочно получать зарплату под 200 тысяч, когда у нас 200 тысяч наших жителей за чертой бедности находятся.

А тот же Гибатдинов (Айрат Гибатдинов — бывший депутат Заксобрания, нынешний сенатор от Ульяновской области — прим.ред.) сидел спокойненько и получал 185 тысяч зарплату ежемесячно. Два с лишним миллиона по году, то есть, за три года он уже 6 млн из бюджета получил, и с трибуны рассказывает, какой плохой Сурайкин, а какие они хорошие. Хотя напрямую залезает в бюджет нашей области. И те деньги, которые могли бы пойти на решение социальных задач, на медицину, на бесплатные лекарства для нуждающихся, они идут на зарплату и содержание депутатов от КПРФ.

Ахмеров: А партия «Коммунисты России» на какие деньги живет, где она берет средства?

Сурайкин: Традиционно для партии мы собираем взносы. Это небольшие средства, хотя в том году мы уже вышли на то, что стабильно 1-1,5 млн рублей поступает взносов от членов партии. Разные суммы. Кто-то платит 100 рублей, кто-то 1000 рублей. Члены ЦК все по тысяче платят. Потом у нас есть достаточно большой пул комсомольцев, с которыми мы уходили из КПРФ в 2004 году, которые за эти годы состоялись как мелкие предприниматели, и они тоже постоянно помогают. Кто сколько может: кто несколько десятков тысяч, кто несколько сотен. Ну и сам я тоже занимаюсь хозяйственной работой. Как могу, зарабатываю на партию. У меня все до копеечки уходит. Я даже сейчас квартиру себе купил в кредит, потому что не хватило. Дочка родилась, и жена поставила вопрос ребром. Так что на эти деньги мы живем. На свои, потом и кровью заработанные.

Ахмеров: Ваше частое отсутствие в Ульяновске в этом году как-нибудь связано с тем, что у нас теперь губернатор из КПРФ, член ЦК?

Сурайкин: Нет, это связано было, прежде всего, с тем, что большой цикл предвыборных кампаний. Мне, естественно, политбюро поручает объехать все регионы. Я за эти три-четыре месяца избирательной кампании объехал примерно 20 субъектов федерации, некоторые – по несколько раз. Кстати, и в Ульяновске тоже был. Просто июль-август был по несколько дней, а в том же июне две недели практически работал. Проехал я до Сибири и Дальнего Востока: Омск, Алтайский край, Хабаровск, Амурская область…

Ахмеров: Я веду к тому, что не осложнилась ли ваша жизнь и работа в Ульяновской области с приходом губернатора от КПРФ?

Сурайкин: Пока мы не ощутили какого-то давления власти, пока мы пытаемся понять, как конструктивно работать. Если с предыдущим руководящим составом было понятно, как взаимодействовать, как педалировать какой-то вопрос для решения социальных проблем, то сейчас несколько месяцев была переконфигурация правительства, и с ним, естественно, добиваться какого-то результата было сложно, потому что члены правительства не знали, останутся они или нет. Они занимались делением портфелей. Поэтому никакого взаимодействия не было. Никаких вражеских выпадов нет.

Я губернатору сказал при личной встрече, что все, что в интересах жителей, для области из федерального центра добывать дополнительное финансирование на строительство школ, социальных объектов – я готов помогать по всем фронтам

Тем более, я много раз говорил, что уникальность моего статуса, в отличие от всех депутатов Заксобрания и даже депутатов Госдумы от нашей области и самого губернатора, я не связан никаким федеральным руководством. Я сам первое лицо, поэтому могу прийти к любому федеральному министру и потребовать выделения средств. Сейчас я продолжаю биться за выделение денег на Новоспасскую школу. Вроде должны были решить, сейчас буду проверять. А там, извините, практически 1,2 млрд рублей федеральных денег, которые могут прийти в регион при софинансировании области буквально несколько процентов. Поэтому работаем. Как дальше сложатся отношения – не знаю. Странная ситуация сложилась, что КПРФ начала превращаться полностью в филиал «Единой России». Фактически только мы остаемся единственной оппозиционной партией.

Ахмеров: Такое чувство, что вы сейчас слегка лукавите. Потому что у нас партия «Коммунисты России» сейчас занимает то же здание, которое раньше занимал обком «Единой России». Вывеска только поменялась. Создается впечатление, что именно «Коммунисты России» у нас являются филиалом «Единой России», а не КПРФ.

Сурайкин: «Коммунисты России» в Законодательном собрании представлены одним человеком – мной. Понимаете, что это полная ерунда, что я – кандидат в президенты России – буду на какую-то там провластную партию работать? Ну это смешно. Это просто усиленно КПРФ создает нам такой имидж, крича на всех участках, что мы спойлеры. А что такое спойлер? Это партия или кандидат, который отвлекает голоса, обманывает и не проходит. Да, мы не везде проходим…

Ахмеров: Действительно, вас часто называют партией-спойлером, проектом администрации президента, который, в случае необходимости, «откусывает» голоса у КПРФ, потому что большинство избирателей просто не отличает КПРФ и «Коммунистов России», ставят галочку напротив первой попавшейся партии, если видят слово «коммунист» и серп с молотом. На эти обвинения в спойлерстве вы как обычно отвечаете?

Сурайкин: Мы обычно в суд подаем и выигрываем эти суды, потому что это откровенные оскорбления и чистая ложь. Это КПРФ является большим спойлером всего протеста. И мы сейчас понаблюдали, как она на территории нашей области играла на протесте. Потом, как только свои мандаты и деньги получили, сразу затихли. Я вам могу сказать, что у нас сейчас в субъектах федерации девять фракций. Причем у нас кое-где результаты… в этом году у нас прошло еще три фракции.

В Алтайском крае – это два миллиона избирателей – мы набрали 12%, четыре человека зашла фракция. В Омской области – тоже двухмиллионная область – при губернаторе от «Справедливой России» мы обошли там «Справедливую Россию», набрали 11% — там фракция три человека. В Амурской области поменьше Законодательное собрание, поэтому зашел один человек, но 8,4%. В нашей родной области в 2018 году там, где мы закрыли участки по городу, был результат под 10%, избиратели нас поддержали. Что вы хотите сказать? Я вот с уважением отношусь к нашим избирателям, я их не считаю идиотами. Может ошибиться 1-2%, но 10% как может ошибиться?

На этих выборах в Госдуму мы увидели, что, фактически, есть сговор парламентских партий, и КПРФ по всей стране добавляли процент

Ахмеров: А вы не думаете, что снижение ваших процентов в этом году связано с тем, что в бюллетене КПРФ была под первым номером, вы оказались ниже, поэтому отток в ту сторону произошел?

Сурайкин: Если раньше, в первые годы, не было узнаваемости партии, то сейчас она узнаваема. И избиратели, которые за компартию, разбираются, чем отличается КПРФ от «Коммунистов России». Тогда путались, да. В пользу КПРФ несколько процентов было, такой подарок. Но уже в 2016 году мы обнаружили, что начали путаться в обе стороны.

Поэтому я не исключаю, что какая-то часть избирателей, которые искренне хотели голосовать за «Коммунистов России», случайно ошиблась и проголосовала за КПРФ

Потом, избирательная система очень сильно нивелирует наш результат. У нас нет денег на платных наблюдателей. Численность партии со сторонниками – около 50 тысяч, а участков избирательных – под 100 тысяч. 93 тысячи участков, по-моему, сейчас.

В 20 субъектах мы принимали участие по спискам региональным. Как может быть, что в Алтайском крае 12% избирателей в краевое Заксобрание нас поддержало, а в Госдуму 1,6%? Ладно бы это была одна область, но это в 20 субъектах, практически везде такая ситуация. В Омской области 11% в областное Заксобрание, в Госдуму – 1,5%. То же самое в Амурской области: 8,4% в областную, в Госдуму 1,7%. Да даже по нашей области. По обоим округам шли представители нашей партии, наши коммунисты.

По одному округу шел Михаил Долгов, а он первый секретарь областного комитета партии, он депутат и зампред Городского собрания от нашей партии. И он набирает 12%, даже, кажется, 12,7%. А по его же округу за нашу партию 1,7%. И так по всей стране. В отношении индивидуально какого-то кандидата может быть разница с партийным результатом, потому что кому-то нравится КПРФ, а кандидат нравится персонально Долгов, как человек, как лидер. Но может ли быть ситуация, когда человек берет два бюллетеня в 20 субъектах, и в одном голосует за нас, а в другом – за ЛДПР, КПРФ и «Справедливую Россию»? Это же маразм! Результат партии в областной и федеральный законодательный орган может отличаться на несколько процентов, на ту самую техническую ошибку. Но не в шесть раз, не в десять раз!

Ахмеров: Давайте еще про 2018 год поговорим. Вы тогда прошли в ЗСО под лозунгом «Скумбрия – рыба будущего» на фоне серпа и молота. Вы меня извините, но это было настолько бредово, что лично я ничем не могу это объяснить, кроме как попыткой выставить идиотами всех коммунистов, чтобы у избирателей отпало желание голосовать хоть за кого-то из них. И попробуйте меня в этом переубедить.

Сурайкин: Переубежу вас, конечно. Ситуация такая. Когда мы составляли план кампании, то понимали, что денег очень мало, и мы не можем, как КПРФ, получающая из бюджета миллиарды, баннеры развешивать, миллионные газеты выпускать. Хотя мы тогда смогли на область тысяч 300 газет выпустить и распространить, с серьезной программой, с обращением к избирателям. Естественно, надо было прорывать информационную блокаду. А с учетом того, что протестный электорат, особенно образованный, это люди с юмором, они понимают, что хорошая шутка в политике – это что-то новое и интересное и можно хотя бы прочитать про эту партию. Поэтому мы сделали ход конем. Мы сначала такой необычный лозунг выдвинули, казалось бы, бредовый абсолютно.

И весь город начал обсуждать, кто такие «Коммунисты России» и почему скумбрия

А мы потом раздали 300 тысяч наших газет, люди прочитали программу, конкретные позиции кандидатов, и поддержали нас. Сейчас нам уже это не нужно, потому что мы партия серьезная, пусть пока не парламентская. Этот термин, кстати, очень некорректный, потому что мы партия, не входящая пока в Госдуму, но у нас фракции в девяти субъектах, около 600 депутатов разного уровня в половине регионов страны, 78 региональных отделений, 50 тысяч членов и сторонников партии. Ну какая мы непарламентская партия, очень даже парламентская. У нас уже кое-где главы районов больших по стране избираются от нашей партии. В той же Хакасии у нас глава Бердского района (это самый большой район Хакассии) победил единоросса с результатом 60%. Он был выдвинут от нашей партии, член нашей партии.

Ахмеров: Раз вы говорите, что «Коммунисты России» — не спойлер, и у вас такая большая поддержка в Ульяновске, то почему в этом году вы лично не приняли участия в выборах губернатора в качестве кандидата?

Сурайкин: Во-первых, мы все-таки за единство комдвижения, и пока губернатор никак не проявил себя как антикоммунист, я считал некорректным бороться с другим коммунистом на выборах губернатора. Мы бы, наоборот, поддержали его всячески, если бы была нужна помощь. Во-вторых, муниципальный фильтр. В 2016 году нам удалось с огромным трудом собрать депутатов, которые меня поддержали.

А в этот раз я понимал, что «Единая Россия» встает на дыбы, делает все, чтобы провести выборы губернатора от КПРФ и будет все блокировать. У нас обком хотел выдвинуться, но мы сделали больше как информационный шаг. Михаид Долгов был выдвинут кандидатом в губернаторы. Естественно, мы понимали, что подписи не соберем, но хотя бы получили трибуну для обращения к избирателям. Так что все разумно. Мы разумные люди и понимаем, что в политической борьбе надо четко рассчитывать свои силы.

Ахмеров: Вы вспомнили выборы 2016 года. Скажите, когда вы последний раз говорили с Сергеем Морозовым и о чем?

Сурайкин: Последний раз, наверное, в декабре прошлого года. Потом он уже заболел ковидом, потом тяжело из него выходил. И как раз мы обсуждали выделение федеральных средств на строительство школы в Новоспасском районе. Там примерно 1,2 млрд необходимо нашей области федеральных денег. Я добился встречи с замминистра образования, который как раз курирует выделение средств. Мне нужно было проговорить [с Морозовым], как правильно действовать, вытрясать эти деньги для области. Вот это мы с ним обсуждали.

Ахмеров: Вы утверждаете, что являетесь противниками действующей власти. Но, тем не менее, возвращаясь к вопросу о зданиях. Как получилось, что вы получили в качестве офиса реготделения бывшее помещение «Единой России».

Сурайкин: Я помню, когда удалось добиться его выделения, мне тоже журналисты задавали вопрос, не смущает ли, что мы въезжаем в это здание.

Я сказал, что нет, потому что мы будущая партия власти

И это не шутка, мы хотим добиться власти в стране, чтобы вернуться к социализму, к советской власти. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы въезжаем в помещение, где до этого сидела другая, предыдущая партия власти. Ну а если честно сказать, то я понимаю, что обком растет, и нужно достаточно большое помещение. Чтобы был зал заседаний, чтобы люди собирались, чтобы была приемная…

Ахмеров: Вопрос не в этом, Максим. Вопрос в том, как власть, для которой вы являетесь оппозицией, могла вам предоставить это помещение и тем самым помочь? Это же странно, это нелогично.

Сурайкин: Я могу сказать, что за это помещение… Я еще за три-четыре года до этого написал кучу писем и обращений в правительство Ульяновской области, губернатору, чтобы выделили помещение и соблюли закон. Есть федеральный закон о политических партиях, где есть отдельная глава, согласно которой органы государственной и муниципальной власти обязаны оказывать содействие партиям. В том числе предоставлением помещений на основании государственных и муниципальных учреждений. Мне три года отказывали. Естественно, они не хотят изображать, что они отказывают по политическим мотивам, чтобы я потом в прокуратуру не написал на них. Они начинают говорить: «Нету помещений».

И когда здание освободилось, я первым делом написал. И выбивал я его практически полтора года. Я ходил, я ругался, говорил: «Что вы делаете, здание стоит пустое». Там содержать его, хоть оно в бесплатной аренде, но на содержание здания уходит 50-60 тысяч рублей, потому что надо ремонты постоянно небольшие делать, отапливать его надо и т.д. И в итоге добился. Видно, я их мытьем и катанием замучал, вынуждены были дать, хотя, поверьте, процесс очень тяжелый. И вот сейчас я выбиваю уже тоже почти год. Комсомольское наше отделение, ульяновский областной комитет ВЛКСМ достаточно интенсивно развивается, там уже под сотню ребят, они хотят проводить и занятия с детьми, и спортивные занятия, и конкурсы, и работать с детьми-инвалидами…

Ахмеров: Вам же предоставили здание на улице Льва Толстого, на территории детской больницы.

Сурайкин: Черта с два пока предоставили! Мы сначала получили там 4-5 отказов, потом пошли, все-таки вроде добились, чтобы процесс пошел, и вот он сейчас опять заволынился, и мне лично надо разбираться, что там происходит. Уже год прошел. Причем предыдущее было здание рядом с нашим на Гончарова – такой особнячок из красного кирпича, который стоял пустой 10 лет примерно и область его тоже содержала за свой счет. А как только я в прошлом году написал письмо, его тут же выставили на аукцион по сдаче в аренду. Аукцион не состоялся и опять он был пустой. Сейчас они, наконец, кого-то туда заселили. Поэтому и с этим помещением на Л. Толстого все непросто. Это бредни Г.А. Зюганова, что нам все помогают, что мы проект власти. Это он о себе говорит в третьем лице. Поэтому все непросто, это все ножками, давлением постоянным.

Ахмеров: Раз уж вы про Зюганова заговорили. Почему вы с ним поссорились и за что он с трибуны Госдумы назвал вас педерастом?

Сурайкин: Я был с 18 лет восемь лет членом КПРФ и прошел там путь от рядового члена до кандидата в члены ЦК партии, секретаря ЦК союза коммунистической молодежи. Восемь лет работал там на общественных началах. Поссорились мы с ним в 2003 году, когда он продался Ходорковскому. Он договорился тогда с ЮКОСом, и в списке КПРФ олигархам от ЮКОСа продал около 25 мест. Как эксперты утверждают, где-то 70 млн долларов он получил. Это дискредитировало все комдвижение, КПРФ тогда с 23% упала до 13%, но, самое главное, что вся страна обсуждала это.

Я тогда был кандидатом от КПРФ в Госдуму в 192-ом Бабушкинском округе. Я сотни встреч провел, мне все в лицо плевали, говорили: «Какие вы коммунисты, когда у вас миллиардеры долларовые идут в центральном списке». Потом пошел процесс нашей борьбы — тех коммунистов из КПРФ, которые понимали, что надо спасать ситуацию — за освобождение от должности Зюганова, как предателя. После этого в 2004 году прошел 10-й съезд, где, сначала на пленуме, потом на съезде Зюганов был освобожден. Он побежал в Кремль, его там защитили, Минюст дал отказ в регистрации тех итогов. Тогда начался тяжелый процесс создания нормальной здоровой компартии. Сначала это была Всероссийская компартия будущего – ВКПБ. Но, к сожалению, ее не удалось зарегистрировать, Минюст ее все-таки через год ликвидировал, опять же, говорят, по большой просьбе Зюганова.

Ну а дальше мы продолжили работу. Все наши ребята, которые были с нами в Союзе коммунистической молодежи, мы тоже ушли тогда из КПРФ. Мы все повзрослели и стали создавать здоровую компартию. Естественно, он меня ненавидит, потому что, являясь реальным спойлером всего протестного движения, он постоянно интересы народа продает. А я очень сильно мешаюсь под ногами, добиваясь того, что нормальные коммунисты проходят в депутаты. Плюс, люди начали разбираться и поддерживать нашу партию, отказывая ему в доверии. Естественно, он меня ненавидит. А на это его оскорбление могу сказать, как товарищ Путин сказал Байдену: «Кто как обзывается, сам так и называется».

Ахмеров: Вы собирались в суд подать, вы это сделали?

Сурайкин: Мы подали тогда в суд, но, к сожалению, шла тоже летняя выборная кампания, в том числе кампания у нас в Ульяновскую городскую думу, и я мотался еще по регионам. Поэтому мы подали по почте и он [иск] вернулся. Потом мы еще с юристами посоветовались, надо сделать сначала лингвистическую экспертизу. Честно говоря, она очень дорого стоит, и никак не дойдут руки. Но без нее, как вы понимаете, нужно экспертное заключение, что это слово является оскорбительным. А эта экспертиза стоит, по-моему, от нескольких сот тысяч до миллиона рублей. Никак не наберу денег, но там срок давности достаточный. Думаю, что рано или поздно он ответит за это хамство.

Ахмеров: Вы упомянули Михаила Долгова, это председатель обкома «Коммунистов России». А можете еще хотя бы пять активистов партии в Ульяновской области перечислить по фамилиям?

Сурайкин: Да, конечно. Могу попросить список принести. Значит, Долгов Михаил Севастьянович – он первый секретарь областного комитета партии. Титов Артем, который шел по другому округу. Он у нас первый секретарь городского комитета партии. Васин Саша – он у нас первый секретарь обкома ВЛКСМ. Ну и еще многие. У нас там одних Долговых четыре человека, причем это разные люди. Там сейчас около ста человек, в самом городе порядка 40 человек. Если хотите, могу списки представить, это не секрет.

Ахмеров: Нет, не нужны списки. Я хотел проверить, помните ли вы их на память, но мы убедились, что троих помните.

Сурайкин: Ну почему… Светлый Алексей. Мы, коммунисты, обычно по именам, не все фамилии, к сожалению помню. А так помню многих, поверьте мне.

Ахмеров: Когда вы пытались избраться губернатором, вас поймали на том, что вы не знали второй по величине город Ульяновской области. Наверное, теперь знаете, что это Димитровград?

Сурайкин: Я и тогда знал…

Ахмеров: А третий по величине город Ульяновской области можете сейчас назвать?

Сурайкин: Новоульяновск, я так думаю (на самом деле, Инза, — прим. ред.). Да нет, все 24 района знаю. Конечно, не все 24 на память назову. Там и Новоспасский, и Засвияжский, и Новомалыклинский… Я был во многих, наверное, в половине области, я побывал. И еще объеду. По крайней мере, до конца созыва это мой долг, со всеми избирателями повстречаться и решать их проблемы. Так что я уже освоился. Очень люблю Ульяновск, люблю по нему гулять по вечерам. Мне климат нравится, и вообще красивый город.

Ахмеров: Вы, кстати, собирались переехать, но так и не переехали.

Сурайкин: Если это лето не брать, то я там стал по две-три недельки бывать, я снял квартиру. У меня уже полтора года там в аренде квартира. На купить не наскребу, но живу. Беда в том, что у нас мало информационных ресурсов, чтобы, как КПРФ, себя информационно продвигать. Поэтому многого о нашей деятельности избиратели не знают.

Мы сколько раз бились, чтобы районные газеты печатали о наших инициативах, наших делах. Что вы думаете: почти в каждом районе есть газета, которая финансируется из бюджета, но за год, может, 10 публикаций мы добились

Так что, к сожалению, ресурсов не хватает, чтобы избиратели были информированы о нашей деятельности. Иначе бы никаких вопросов не возникало.

Ахмеров: Если вдруг в 2023 году партия опять преодолеет минимальный барьер и получит мандат Заксобрания, вы войдете в состав областного парламента?

Сурайкин: Я действительно люблю Ульяновск, поэтому, наиболее вероятно, войду. Но, поскольку у нас в партии коллегиальные органы власти (политбюро, центральный комитет, региональный комитет), если они сочтут, что я должен работать где-то в другом месте, естественно, придется подчиниться воле партии. Вопрос, сколько мы сможем добиться мест.

Я рассчитываю, что мы хотя бы до четырех мандатов увеличим свое представительство

Тогда, естественно, останусь поддержать и поработать. Если одно место, то оно должно принадлежать первому секретарю областного комитета партии, потому что это его, прежде всего, работа: организовывать обком для решения проблем населения, социальной защиты и всех вопросов. Поэтому, все будет решаться там, но, конечно, при благоприятных раскладах я бы с удовольствием продолжил работать в области и помогать нашим избирателям, жителям.

Ахмеров: Вы считаете Алексея Куринного талантливым политиком и настоящим коммунистом?

Сурайкин: Талантливым политиком я его считаю. Это ж надо умудриться аж три партии сменить буквально за 10 лет. Причем разнообразных. По-моему, он даже в «Единой России» был, потом в «Справедливой России», потом пришел в КПРФ. Вообще это называется, сами знаете как, в политике. Поэтому, как политик, по хитрости и профессионализму, он талантливый. Но, конечно, какой из него коммунист?

«Единая Россия» — партия большая, и люди вначале не разбираются, особенно молодые, потом разбираются и уходят оттуда. Но когда еще и в «Справедливую», а из «Справедливой» в КПРФ… Да и сейчас, если бы его мандата лишили, то, наверное, куда-нибудь еще пошел бы. Может быть к нам. Поэтому коммунистом не считаю его, абсолютно. Да и потом, посмотрите, вся его информационная полтика была в стиле Навального. Это красный навальнист, я бы сказал. По моему оценочному суждению.

Ахмеров: А вы Навального не любите, как я понимаю?

Сурайкин: Я его не просто не люблю, я очень негативно к нему отношусь. Потому что Навальный – это из серии, в новом формате, тех же псевдодемократов начала 90-х, которые на американские деньги делали все, чтобы разрушить Советский Союз, и потом попытаться и Россию развалить. Поэтому за его красивыми поступками и борьбой, якобы с… Не якобы, действительно он коррупционные схемы откапывал, но он этим пиарился, чтобы проводить другие мысли и идеи – разрушение нашей государственности.

Ахмеров: Вы сказали, что не удивитесь, если Куринный попросится в партию «Коммунисты России». А если попросится, вы его возьмете?

Сурайкин: Во-первых, это не в моей компетенции. Я хоть и председатель ЦК, но приемом в партию у нас занимаются первичные отделения партии, потом районные, городские и областные комитеты утверждают. Но если бы я этот вопрос решал, то конечно я его не взял бы, потому что это человек, меняющий партии, причем разнонаправленные… Если бы он был только в КПРФ и не вел себя как навальнист, и пришел к нам, то, конечно, принял бы. А так, что он: сегодня к нам, завтра в ЛДПР, послезавтра не знаю, куда еще он пойдет. Мы стараемся бороться за чистоту рядов, чтобы у нас были настоящие коммунисты, которые боролись бы за наши идеалы.

Ахмеров: Вы наверняка знаете, что сообщество «Диссернет» проверило вашу диссертацию и нашло много некорректных заимствований. Проще говоря, они вас обвинили в плагиате диссертации, но вы пока, насколько я знаю, никак не прокомментировали эти обвинения. Почему?

Сурайкин: Да нет, я в тот период много комментировал эти обвинения, просто, наверное, сейчас все комментарии ушли. История там была такая. Тогда был скандал с реально «левой» диссертацией господина Рашкина. Ну и я тоже дал жесткое интервью на эту тему. И я так думаю, это был заказ, потому что «Диссернет» резко после этого… Слушайте, когда диссертацию пишешь — кто писал диссертацию, все прекрасно понимают, что это квалификационная работа, поэтому ты читаешь разные источники, совмещаешь их. Естественно, ты когда читаешь, может где-то текст похожим быть. Тем более, у того диссертанта… у нас с ним один научный руководитель. Он, наверное, давал мне те же источники посмотреть, направлял… Теперь я, уже как взрослый человек, опытный, хочу написать докторскую. Правда, уже по экономике. К ней я уже серьезно подхожу. А там, естественно, я молодой, написал диссертацию. Но диссертация, это же, извините, не повесть о вещем Олеге, и не «Война и мир», где полное творчество.

Диссертация, особенно историческая – это работа в архивах, это изучение документов, изучение других источников, потом – собирание этого всего в одну научную работу. Поэтому я уверен, что это полностью заказ был. «Диссернет» у нас структура тоже такая — быстро реагирующая на какие-то запросы такого характера. Я к этому философски отношусь. Мою квалификацию я заработал потом и кровью, знаю, что эту диссертацию я сам писал, сам защищал. Мне этого достаточно. А сейчас еще докторскую подготовлю. Правда, из-за этих выборов не успеваю. Но, думаю, через пару лет я все-таки докторскую осилю.

Ахмеров: А можете вспомнить точное название своей кандидатской диссертации?

Сурайкин: Как я могу не вспомнить свою диссертацию. «Молодежные движения и организации 20-х – 30-х годов в Российском Зарубежье». Там было много левых организаций, левых по взглядам, и я изучал их историю. Тем более, этот период… Почему это понятие родилось – «Россия за рубежом» (по-английски – Russia abroad). Потому что тогда миллионы выехали в надежде потом вернуться в старую Россию. И среди этих миллионов были люди левых и даже коммунистических взглядов, которые по-другому смотрели на коммунизм. И тогда образовались центры русской культуры в Париже, в Харбине, на Балканах. И там эмиграция создавала свои театры, газеты, молодежные организации. Очень повезло, что сохранился огромный архив — «пражский архив». Его после войны вывезли в Москву. Было очень удобно работать, там много документов неизвестных было. Сейчас уже документы, естественно, не вспомню, 18 лет прошло. Хотя иногда даже думаю, что, может, перечитать собственный труд тоже будет интересно спустя 18 лет.

Ахмеров: Максим, вы материалист?

Сурайкин: Конечно материалист. У меня научное мышление. Я стараюсь не употреблять слово «атеист», потому что господа церковники так его оболгали и опошлили, что простые люди, не разбирающиеся и не сдававшие кандидатский минимум по философии, воспринимают его негативно. Хотя атеист – это просто человек, отрицающий существование бога, считающий, что все в мире научно объяснимо, мир материален и конечен, как бы нам ни хотелось загробной жизни.

Ахмеров: А как вы относитесь к идее захоронения Ленина?

Сурайкин: Резко отрицательно. Потому что, во-первых, всякие бредни о том, что он нормально не захоронен, распускаются теми, кто ненавидит советскую власть и вообще Россию. Он находится ниже уровня земли. То, что к нему могут прийти поклониться люди – это вообще в традиции. Хоть я и атеист и противник церкви, но всегда выставление мощей было принято еще в церкви. У нас это продолжение такой русской традиции…

Ахмеров: Вы не видите здесь противоречия, что вы – материалист – поддерживаете идею того, чтобы у нас в центре столицы стояла гробница с мумией вождя, как у древних египтян?

Сурайкин: Во-первых, это далеко не мумия. Он выглядит практически как живой там. Это просто русский народ захотел всегда приносить дань памяти великому человеку, который создал социалистическое государство и изменил ход истории. Я минимум 2-3 раза в год бываю в мавзолее, и туда миллионы людей до сих пор приходят и поклоняются, отдают дань уважения этому великому человеку. Попытки обсуждений на тему его захоронения – это плевок в душу десяткам миллионов людей в нашей стране и, я бы сказал, наверное, нескольким миллиардам на планете. Потому что есть страны, тот же Китай, где очень уважают Ленина. Еще есть семь стран социализма. И это около 2-3 млрд населения планеты. Поэтому, это не шутки вам. Надо с уважением относиться к мнению людей.

Ахмеров: Вы имеете какое-то отношение к проекту реконструкции Ленинского мемориала в Ульяновске?

Сурайкин: Да, конечно. Хоть губернатор Морозов мой оппонент, и, как единоросса, я его всегда критиковал и буду критиковать, но, тем не менее, я всегда говорил, что многие задачи области мы можем решить за счет выбивания денег из федерального бюджета. Мы тогда выбили больше миллиарда, потом еще под миллиард на реконструкцию фасада. Потом неоднократно ездили туда с инспекцией. Последние несколько месяцев, поскольку была смена правительства, я не дошел туда еще раз проверить. Этих денег хватило на фасад и на заливку новой бетонной площадки… Дело в том, что была серьезная проблема: старый фасад был просто к кирпичу прилеплен.

В итоге там пошли процессы отсыревания всего, и он мог просто рухнуть. А там несколько тысяч квадратных метров этого мрамора, и по новой технологии его пришлось весь снимать. Те [плиты], которые были повреждены, [пришлось] отдельно подрядчику искать, поставщиков (на самом деле, на фасаде Мемцентра заменили все облицовочные плиты, — прим.ред). Потом делать вентилируемый фасад. В общем, там много было проблем. Потом осталась основная проблема внутренней отделки. Потому что там еще нужно порядка двух миллиардов.

Как раз еще на начало года, или конец того года, мы тоже это обсуждали тогда с Морозовым, что надо мне идти в правительство и добиваться, чтобы еще около 2 млрд выделили федеральных денег. Потому что, по-моему, 1,7 млрд необходимо было на реконструкцию внутреннюю, самое главное – реконструкцию отопления, воздухоснабжения. И порядка 300 млн на новую экспозицию. В общем, сейчас буду заниматься дальше.

Ахмеров: Реконструкция идет уже дольше, чем шло изначальное строительство. Кто виноват, что она так затянулась, выбилась из всех сроков и смет?

Сурайкин: Там постоянно возникают какие-то новые проблемы технические, которые были неизвестны до начала реконструкции. Это раз. Потом, деньги федеральные тоже приходят кусками и иногда задерживаются, подрядчики, естественно, вынуждены вставать. Так что там много проблем объективных. Может, есть и субъективные.

Скажем, пока мы выбивали деньги, никто не готовил проектно-сметную документацию, потому что никто не верил, что мы эти деньги выбьем

А когда мы их выбили каким-то чудом, только тогда начали готовить проектно-сметную документацию. А вы представляете, что такое на 2 млрд подготовить проектно-сметную документацию? Это минимум полгода. Ну и так далее. Сейчас опять все там встало, потому что опять надо выбивать деньги. Если бы было нормальное финансирование и все было заранее спроектировано, я думаю, реконструкция прошла бы гораздо быстрее. Я по одному из хозяйственных направлений тоже строительством занимаюсь, чтобы на партию зарабатывать денежку, и могу вам сказать, что реконструировать, особенно историческое здание, гораздо тяжелее и дольше, чем построить новое.

Ахмеров: У нас сейчас будет блок вопросов от слушателей. Ильич просит спросить у вас, «можно ли на доходы спойлера купить яхту, хотя бы маленькую»?

Сурайкин: Знаете, у Геннадия Андреевича [Зюганова], как спойлера, с его доходами в миллиард рублей ежегодно, думаю, есть возможность купить. А поскольку мы не спойлеры, у нас таких доходов нет, поэтому не знаю.

Ахмеров: «Любите ли вы скумбрию, и если да, то какую?».

Сурайкин: Скумбрию действительно люблю. Сырого копчения, естественно, с детства. Тем более, она очень полезная.

Ахмеров: Полезнее курицы, как мы читали на ваших баннерах.

Сурайкин: Это больше шутка была, но там, действительно, очень много аминокислот, и она полезнее очень многих даже других рыб.

Ахмеров: К разговору нашему про мавзолей: «Вы бы хотели сами оказаться в мавзолее после смерти?».

Сурайкин: Поскольку я материалист, меня мало беспокоит, что будут делать с моим телом после смерти. Поэтому, если правительство и партия так решат, значит, они так решат. Решат захоронить – значит, захоронят. Какая уже разница? Но если они посчитают, что я такой великий, хотя я не считаю себя таким великим и, уж тем более, не достоин мавзолея. Как потом решат потомки, пусть так и будет. Хотят – пусть на эксперименты тело отдадут в медицинский институт. Хотят – захоронят. В отношении себя лично, как марксист и материалист, я не имею этих мелкобуржуазных комплексов. Главное, жизнь достойную прожить, а потом уже пусть решают потомки.

Ахмеров: «Сколько денег вы потратили на президентскую кампанию, и не жалко ли вам их?».

Сурайкин: Не очень много мы потратили на президентскую кампанию. Я сейчас в абсолютных цифрах не помню… Для нас это большие, конечно, деньги, а по сравнению с тем, что тратили другие кандидаты, которые все минимум по 400 млн только официально потратили, а неофициально – некоторые по миллиарду и более… Мы буквально потратили 4-5 млн. Для нас это тоже деньги, но нет, не жалко, потому что это позволило получить трибуну, агитировать за социализм. Причем тогда было очень много эфиров.

Сейчас на госдумовскую кампанию эфиры все зажали, их было в разы меньше, чем в 2016 году даже. А тогда это была большая трибуна. Плюс мы очень сильно укрепили партию, потому что проблема у нас была, если говорить об информационной политике партии, в первые годы – отсутствие узнаваемости. Потом начали партию узнавать, особенно после 2016 года, и знать, что есть такая партия, и чем она отличается. А вот лидера не знали.

И сколько раз: я выхожу из аэропорта, кто-нибудь подходит – а я значок ношу, у нас все члены партии носят значок «Коммунисты России» — говорят: «О, «Коммунисты России»!. Я говорю, не путайте с КПРФ. «Да-да, мы знаем, это другая партия». И потом вопрос: «А кто у вас лидер?». И мне так неудобно отвечать, что как бы я.

У нас культура избирателей такая, что большинство простых людей во многом партию оценивает по ее лидеру

К сожалению, лишь небольшой процент людей читает серьезные программные документы, но читают тоже. После президентских выборов все стали знать, что есть такая партия и кто ее лидер. Это очень сильно начало помогать в регионах в поддержке избирателей.

Ахмеров: Просят узнать ваше отношение к вакцинации и обязательному QR-кодированию вакцинированных.

Сурайкин: Я считаю, что и вакцинация, и QR-кодирование в обязательном порядке недопустимы. Потому что все-таки люди имеют право сами определяться. Тем более, что сейчас люди не верят власти, и есть основания: власть уже 30 лет все время обманывает, ухудшает жизнь. В советское время власти верили, потому что с каждым годом жить становилось лучше, квартиры давались, больницы строились, зарплаты повышались, школы строились.

И когда надо было вакцинироваться, например, кажется, в 1960-м году, когда прилетела в Москву делегация ученых, и один из ученых (на самом деле, художник, — прим. ред.) болел черной оспой – советская власть (я сейчас изучал материалы) буквально за несколько недель вакцинировала пять миллионов москвичей и четыре миллиона жителей Подмосковья. Оцепили все кварталы. В итоге заразилось всего 45 человек и только трое умерло. И потом разработали вакцину от нее, которой вакцинировали весь Советский Союз, а потом и весь мир. Черная оспа благодаря советским ученым вообще пропала как заболевание на планете. А там ковид отдыхает – люди заражались молниеносно и умирали в течение нескольких дней.

Но тогда люди верили советской власти, и ни у кого не вставал вопрос, вакцинироваться или нет

И еще много вакцин, которые за это столетие разработаны и детям ставят. А сейчас народ не верит. И, действительно, непонятно, какую вакцину эта власть… Я сам вакцинировался, потому что понял, что это не шутки. У меня очень много друзей умерло от ковида за прошедший год. Очень много членов партии у нас переболело. Как минимум полтора десятка людей, которых я лично близко знал, только за этот год умерло. Причем, в том числе, от 25 до 50 лет. Поэтому мы с женой приняли решение, она у меня сейчас тоже вакцинировалась. Но заставлять ни в коем случае нельзя. И с QR-кодированием тоже заставлять нельзя. Если люди не хотят, это должно быть в свободном порядке.

Мы сейчас в партии обсуждаем, что надо разрабатывать альтернативные методы. Власть должна взять ответственность. Давайте сделаем так, чтобы тем, кто не хочет вакцинироваться, экспресс-тесты за счет государства делались на входе в помещения, где нужно большое количество людей проверять. Какие проблемы? Экспресс-тест за пять минут определяет, есть у тебя ковид, или нет. Мы, конечно, все эти действия власти не одобряем.

Ахмеров: Очень просят спросить, как вы относитесь к новому составу правительства Ульяновской области.

Сурайкин: Я пока изучаю. Я пока могу относиться только к тем, кто раньше работал, но, опять же, неизвестно, сколько они проработают. Думаю, окончательное отношение можно будет выработать хотя бы через полгода.Там идет перетряска уже несколько месяцев, одного увольняют, другого назначают. Пока оно себя не проявило, пока идут переназначения. Посмотрим.

По предыдущему правительству я скажу. Не буду фамилии называть, но там был целый ряд профессионалов, которые делали дело для области. И деньги из федерального бюджета выбивали, и добивались, чтобы они эффективно распределялись. Часть из них осталась, с частью по каким-то причинам Алексей Юрьевич [Русских] расстался. Это его право как губернатора. Тем более, избранного с большой поддержкой избирателей.

Я говорю, если бы он к нам обратился, мы бы его официально поддержали на выборах. Не знаю, как у него дальше получится. Будем наблюдать.

Ахмеров: Вы сказали, что в старом кабмине были профессионалы. Скажите, Михаил Семенкин – профессионал?

Сурайкин: Мы с ним так и не успели столкнуться. Я по ряду федеральных программ хотел с ним посидеть и пообсуждать, потому что есть федеральная программа развития сельских территорий. По ней очень выгодные условия для любого субъекта федерации: региональное софинансирование всего 2%, а это деньги для строительства дорог, газоснабжающих объектов – инфраструктура. И самое главное, что в отличие от других федеральных программ, регион может получить столько денег, сколько захочет, а вся программа – 2,4 трлн. Они кое-что вытаскивали по несколько миллиардов, но я с ним хотел обсудить, как это лучше сделать. Но пока занимался школой и мемориальным центром, руки не дошли. Но у меня сложилось впечатление, что он достаточно профессионален, но бывает слишком жесток, и из-за этого у него периодически возникали конфликты на ровном месте. А так, мы с ним детей не крестили, я его знаю только как представителя власти, который периодически присутствовал в Заксобрании, выступал там, отвечал на вопросы.

Ахмеров: История с тухлой рыбой в стенах Заксобрания: кто это придумал, реализовал, и зачем все это было нужно?

Сурайкин: Я не знаю, почему наше МВД этим не занялось. А так, там четкий состав: группа лиц по предварительному сговору, хулиганство. Ну кто это мог придумать? КПРФ это все придумала. Потому что им в рамках предвыборной кампании в городскую думу не пришло в голову ничего веселее, чем устроить дебош с этой хамской выходкой в Заксобрании. Они опустили нас на всю страну. Они рассчитывали, что я поведу себя так же хамски и бескультурно, как они, полезу с кулаками. Но я посмотрел на все это и не стал участвовать в их провокации, чем их еще больше разозлил. Это можно объяснить только низкой хамской культурой.

Я сейчас, хоть это не моя вина, перед всеми избирателями извиняюсь за моих коллег из КПРФ, что они нас ославили на всю страну, что у нас мордобои происходят в законодательном органе, да еще с тухлыми рыбами, плакатами и т.д. Что сделать?

Пусть избиратели в 2023 году оценят их поведение. Если избиратели считают, что такое допустимо – будем дальше наблюдать

Но мне кажется, что у нас достаточно образованные и интеллигентные жители Ульяновской области. И они, в принципе, отреагировали. Посмотрите, в городскую думу Ульяновска ни один представитель КПРФ не прошел. Зато прошел наш один единоросс, поэтому они этой выходкой… (Сурайкин оговорился, имеется в виду член КР Михаил Долгов, — прим. ред.)

Ахмеров: Хорошая оговорка… «Наш один единоросс», вы сказали.

Сурайкин: «Коммунист России», да. Это я… просто там много единороссов победило, к сожалению. А прошел «Коммунист России». Нас поддержали, их не поддержали. Это, знаете, мне в голову пришло, как уже их называют: КПРФ – Коммунистическая партия «Единой России».

Ахмеров: У меня последний вопрос: почему Сталин лучше Путина?

Сурайкин: Во-первых, товарищ Сталин, самоотверженно работая на народ всю жизнь, никогда не был ограничен, потому что имел безграничную поддержку народа. Владимир Владимирович, при всем уважении к его внешней политике и многим вещам, которые он все-таки делает для народа, он ограничен олигархическими семьями, которые фактически Россией правят, которых около 30 штук. И они ему не позволяют многие вещи делать. У Сталина были развязаны руки, и он делал все по-максимуму для страны. И строительство оборонных объектов, и промышленности, и здравоохранение… Был абсолютным бессеребренником, и всю жизнь работал, не щадя себя. Поэтому и ушел в 70 с небольшим лет.

У Владимира Владимировича [Путина] другая ситуация, поэтому их даже сравнивать сложно. Это разные эпохи, разные люди. Но понятно, что Сталин великий, потому что смог построить всю промышленность страны, все отрасли народного хозяйства, еще выиграть Великую Отечественную войну и оставить после себя мощнейшее государство на планете. Тут объективно.

Ахмеров: Но все это ценой многомиллионных жертв, к сожалению. Скажите, если вы придете к власти, вы будете использовать сталинские силовые методы расправы с собственным народом?

Сурайкин: Вы всю эту риторику антикоммунистов используете… Во-первых, извините, по официальной статистике, в архивах сейчас открытых это есть, было репрессировано около миллиона человек. Ну, расстрелянных. Еще несколько миллионов репрессировано – там кого-то сажали. Но там после Гражданской войны у всех были руки по локоть в крови. И там невиновных пострадало процентов десять – так же как при работе любой государственной машины в любой стране. Поэтому, на него эти репрессии повесили, но на самом деле он очень много сделал, чтобы этот маховик остановить. Целый ряд писателей (сейчас из головы выскочили) это доказывают на документах архивов. Это была работа государственной машины по защите интересов народа.

Избавление страны и от «пятой колонны». Если бы она не была перед войной уничтожена, возможно, мы бы проиграли войну, и тогда жертвы нашего простого народа были бы в разы больше

Поэтому я никогда не принимал обвинений по поводу репрессий именно к Сталину. Он как раз останавливал их, и старался. Очень многих сам вытаскивал из тюрем, возвращал из ссылок. Все материалы есть. Просто эти псевдодемократы начала 90-х любой ценой пытались облить грязью и оболгать Сталина, чтобы, очерняя его память, уничтожать наше историческое сознание о великой эпохе нашей родины. Что по поводу жестких методов, то мы считаем, что для убийц, маньяков, крупных коррупционеров должна быть возвращена смертная казнь. Но это, извините, не «борьба с собственным народом». Это борьба с теми, кто наш народ насилует, убивает, грабит и т.д.

Ахмеров: Все, больше нет вопросов. Максим, спасибо, что уделили целый час своего времени.

Сурайкин: Вам спасибо, всегда рад.

Ахмеров: Та информационная блокада, о которой вы в начале сказали, преодолена нашими усилиями.

Сурайкин: Частично да, пять тысяч подписчиков, надеюсь, нас с удовольствием слушали.

Ахмеров: Всего доброго!

Сурайкин: Спасибо, Виталий. До свидания.