«Система может в любой момент тебя просто съесть и, как говорится, выплюнуть»

Экс-министр здравоохранения Ульяновской области Павел Дегтярь — о неэффективности мер борьбы с COVID-19, возможном локдауне, принудительной вакцинации, уголовном преследовании, будущих проектах и многом другом

Журналист, администратор телеграм-канала «Симбирский шугожор» Виталий Ахмеров записал аудио-интервью c Павлом Дегтярем, экс-министром здравоохранения Ульяновской области. Simbirsk.City публикует полную стенограмму записи разговора.

Ахмеров: Добрый день, дорогие подписчики, в эфире очередной выпуск «Подкаста шугожора», у микрофона Виталий Ахмеров, у меня в гостях бывший министр здравоохранения Ульяновской области Павел Дегтярь. Павел Сергеевич, здравствуйте.

Дегтярь: Добрый день!

Ахмеров: Павел Сергеевич, без лишних прелюдий начнем с самого актуального – коронавируса. У меня такой вопрос: скажите, вы рады, что вам не пришлось работать министром в это ужасное для медицины время?

Дегтярь: Виталий, здесь трудно говорить, рад, или не рад. Это обязанность человека, руководить отраслью в тот или иной момент, сталкиваться с проблемами, которые возникают.

Ахмеров: Начистоту: вы наверняка себя представляли на месте министра в это время. Было ли такое, чтобы говорили себе: «Слава богу, что не я»?

Дегтярь: Нет, такого никогда не говорил. Потому что такими кризисными ситуациями каждый руководитель проходит определенные испытания. От оперативности решений, от правильности решений зависит, как будет функционировать отрасль.

Ахмеров: Вы, как администратор, в прошлом руководитель отрасли, который руководил ей довольно долго, дольше чем многие, как считаете, можно ли сказать, что система здравоохранения Ульяновской области «захлебнулась», не справилась с кризисом?

Дегтярь: Здесь можно разделить на несколько моментов. Мы сегодня смотрим последствия, фактически, третьей волны, ее развитие. В первую волну мы столкнулись с проблемой незнания, для нас, жителей планеты Земля, это была новая проблема. И меры были беспрецедентные. Вводился локдаун по всей стране, развертывались дополнительные койки… И теми мерами мы справились, я считаю, и в РФ, и в Ульяновской области, с первой волной. Но все сразу говорили, что будет вторая волна, будет третья волна. И то, что сегодня происходит — мы подходим к критической ситуации, отрасль «захлебывается» — во многом это из-за того, что не были предприняты те шаги, которые можно было сделать полгода-год назад, подготовившись к этой самой третьей, и, скорее всего, и четвертая волна будет. Потому что год от года эпидсезон предсказуем, и каждый год можно понять, когда эта ситуация обострится.

Судить о том, «захлебнулась» или нет сегодня отрасль здравоохранения, мне позволяют слова руководителей отрасли, слова губернатора Ульяновской области о том, что сегодня ситуация критическая

Министр говорит, что его эта ситуация пугает, что он переживает по этому поводу. Но я, посмотрев трансляцию из Заксобрания, до конца не понял, какие реальные шаги будут делаться, чтобы из этой ситуации выйти.

Ахмеров: Для начала давайте разберемся, какие ошибки в администрировании, управлении отраслью привели к сложившейся ситуации?

Дегтярь: Я бы не хотел давать каких-то оценок… Когда заболеваемость пошла на спад, не были предприняты опережающие меры для того, чтобы подготовиться к новой волне. Это первое. Второе: на мой взгляд, преувеличена значимость такого ресурса, как телемедицина. В том виде, в каком она есть в Ульяновской области. Потому что, на мой взгляд, она на сегодняшний день функционирует в зачаточном виде. Телемедицина из прошлого. Такой телемедициной могли пользоваться наши прадеды, деды и родители, просто подняв телефон и позвонив. Сегодня существуют компьютерные технологии, искусственный интеллект.

Многие вещи, которые сегодня делают операторы, зачастую имеющие медицинское образование, и врачи, можно перевести в электронный формат, и делать, условно, не пять звонков в час, а 100, 200, 300 звонков в час

Робот может делать бесконечное количество звонков. Почему-то этим инструментом активно не пользуются. Я слышал, говорят: «Давайте активнее привлекать волонтеров, чтобы они беседовали по телефону по анкете, по алгоритму». Но любой процесс, который можно завести в алгоритм – можно перевести в электронный вид и исключить участие человека в этом процессе.

Ахмеров: А для чего обзванивать людей? Звать на прививку?

Дегтярь: В Заксобрании сказали, я слышал, и в других интервью, что сегодня волонтеры по чек-листу опрашивают пациентов, которые болеют ковидом. Ставят галочки, задавая вопросы. Для чего это делать? Лучше этого волонтера отправить с рецептом к пациенту, которому необходимы лекарства. А лучше вообще лекарства отвезти. Тоже вопрос возникает. Говорят, нужно развозить рецепты. Мы развезли рецепты, а дальше что с этими рецептами происходит? Пациенты берут их и идут в аптеку? Тоже странный вопрос.

Ахмеров: Ну да, если лекарства бесплатно положены, то можно вместе с рецептом и лекарства отвезти. Это имеется в виду?

Дегтярь: Люди болеют разными заболеваниями, не только ковидом. Условно: пациент с сахарным диабетом заболел коронавирусом. Ему нужно лекарство. Ему привезли, допустим, лекарство от ковида, как ему получить инсулин? Допустим, ему привезли рецепт. Но зачем ему рецепт? Он возьмет его и пойдет в аптеку и будет опять распространять ковид? На мой взгляд, это не совсем верно.

Ахмеров: Вы заговорили о телемедицине. На правительственном часе в Заксобрании господин Кучиц (и.о. заместителя председателя правительства Ульяновской области, отвечающий за медицину — прим. ред.) заявил, что центр телемедицины прекрасно работает, его директор Мария Рогаткина прекрасно справляется с обязанностями. Точнее, «блестяще» справляется, как он выразился.

Дегтярь: Я разговаривал с Марией Рогаткиной около полугода назад. Мне было интересно, т.к. по своей работе занимался телемедициной. В разных регионах мы запускали в поликлиниках. Ну, я скажу, та телемедицина, которая сегодня возможна по законодательству, и то, что происходит у нас, повторюсь, это каменный век.

Это просто люди по телефону обзванивают пациентов и интересуются состоянием их здоровья. Дают какие-то рекомендации, за которые, в юридической плоскости, не несут никакой ответственности. Есть закон о телемедицине. Есть приказы Минздрава по телемедицине, в которых даны четкие алгоритмы, как работать. Прописывают и ответственность, и алгоритм работы, и в том числе оплату этой услуги через ОМС. Все инструменты даны, но пока почему-то конкретно в Ульяновской области этим не очень-то пользуются.

Ахмеров: Помимо того, что вы сказали про автоматизацию процессов, что нужно сделать прямо сейчас, чтобы исправить хоть как-то положение? Или уже слишком поздно и мы должны смириться с тем, что будем и дальше в таком количестве терять родных и друзей?

Дегтярь: Знаете, смириться – это значит проиграть эту войну. Этого делать категорически нельзя. Нужно сегодня просто мобилизироваться и понимать, что делать, конкретные шаги. Сергей Сергеевич Кучиц сказал, что должно быть «как в режиме военного времени: командир отдает приказ, все его беспрекословно исполняют». Но пока такого в регионе, к сожалению, нет. Приказ издается, но либо он поздно доходит до исполнителей на местах, и потом, в перспективе, он может поменяться. Но по факту сегодня мы видим ситуацию, что люди дезинформированы в определенной степени, люди перестают верить и в эффективность системы здравоохранения, и в эффективность вакцинации. Это, на мой взгляд, очень острая проблема. На мой взгляд, была проиграна полностью информационная кампания. Любой фейк, который вносился со стороны YouTube, со стороны социальных сетей, он не отрабатывался абсолютно с точки зрения экспертного сообщества…

Ахмеров: Вы сейчас говорите о том, почему буксует вакцинация?

Дегтярь: В том числе о проблемах вакцинации, в том числе об эффективности лечения ковида. Общался недавно с сестрой своего друга, она врач по образованию. Она задает вопрос, вакцинироваться, или нет. Я ей говорю: «Ну ты врач, ты понимаешь, что это необходимо». Отвечает: «Я не знаю, я боюсь, я у своих пациентов спрашиваю, нужно ли это делать». Тут можно только опустить руки и сказать, что если ты с медицинским образованием, врач, советуешься с пациентами, нужно это или нет, то как пациенты твои будут к этому относиться? Они так же пойдут и всем расскажут, что этого делать нельзя, потому что даже врач сомневается.

Достаточно много вопросов к информационной кампании. Общался с журналистами, они спрашивали: есть реклама, мол, «привейся и сними оковы — сними маску». Но это же не соответствует действительности, людей вводят в заблуждение. Если человек привился, ему нельзя снимать маску.

Более того, если человек привился, то у него как минимум 21 день формируются антитела, которые будут ему в последующем помогать преодолеть эту болезнь, если он ей заразится, либо делать все, чтобы он не заразился

Но этот 21 день – зона повышенного риска. Однако человек, сделав прививку, получив QR-код, зачастую сразу чувствует себя полностью защищенным. Во многом из-за этого и возникает недоверие общества к прививкам. Потому что приводятся примеры: «У меня родственник привился, и потом заболел». Но никто не рассматривает тот временной промежуток, когда это произошло. И здесь должна быть работа… Знаете, у нас есть Центр управления регионом.

Я периодически читаю: основные проблемы – проблемы здравоохранения, проблемы дорог, но, как мне кажется, здесь должен включаться в том числе аналитический потенциал. Выбирать проблемы точечно – какие вопросы задаются, и профессионально на них отвечать. Причем как точечно, людям, которые эти вопросы задают, так и массово доносить до людей. Если проблема обсуждается в пространстве соцсетей, то ее надо поднимать и давать вариант ее решения.

Ахмеров: Я пытаюсь подвести вас к разговору о локдауне. Как вы думаете, локдаун нужен? И если нужен, то в каком виде?

Дегтярь: Написал пост в Facebook о том, как в Казани работают QR-коды, почему-то наши СМИ это восприняли как призыв к локдауну. Но я уверен, что если локдаун вводить, то он невозможен без принятия решения федеральным центром, потому что локдаун – это определенный удар по региональной экономике. Это закрытие предприятий, учреждений общественного питания, публичных учреждений и т.д. Это достаточно мощная финансовая нагрузка на регион. Если говорить, нужен ли локдаун, то, на мой взгляд, нужен. Почему? Потому что мы видели пример первой волны, когда это дало эффект. Мы видели пример того, что происходит в Китае, когда даже при одном случае заболевания коронавирусом вводится тотальный карантин, принимаются все меры. Это те аспекты, которые работают в эпидемиологии. Любой карантин направлен на то, чтобы прекратить цепочку заболевания и его распространение.

Если говорить на региональном уровне: допустим, завтра губернатор примет решение, что мы вводим локдаун. Но без дополнительных мер поддержки предпринимателей, просто жителей региона, это будет катастрофично. Но на федеральном уровне мы слышим, что и администрация президента – Песков, и Валентина Матвиенко, и другие большие федеральные чины говорят, что пока предпосылок нет для введения общероссийского локдауна.

Но, на мой взгляд, здесь нужен механизм поддержки федерального центра в части принятия решения о введении локальных локдаунов на территории отдельных регионов РФ, с финансовой поддержкой. Я уверен, что не нужно вводить локдаун в регионах, где ситуация достаточно благополучная. Но в Ульяновской области, если мы посмотрим статистику, что происходило год назад, и что сейчас: заболеваемость и смертность растут в разы. И те меры, которые предпринимаются, указы, зачастую носят отсроченный характер. Приняли решение вводить QR-коды, но давайте введем их через месяц. Что изменится через месяц? Я не понимаю.

С одной стороны, бизнес говорит, что это здорово: нам помогают, нам дали месяц отсрочки, чтобы подготовиться. С другой стороны, вчера вице-губернатор Александр Костомаров вообще выразил сомнение, а справимся ли мы с этой работой, с введением QR-кодов, справится ли бизнес? Есть понимание, что эффекта это, возможно, не принесет. И еще аспект: QR-коды – здорово, но они касаются публичных мест – торговые центры, заведения общепита, кинотеатры, фитнес-центры и т.д. Но это далеко не весь поток людей, которые могут потенциально заразиться.

Можно ввести QR-коды, но люди большую часть времени по дороге на работу проводят в маршрутном такси – битком. Идут в магазин – огромное количество людей, огромное количество контактов.

То есть это половинчатое решение, которое, на мой взгляд, дублирует общефедеральную тенденцию. Посмотрели, что в регионах вводят – давайте у нас тоже введем. Но никто не просчитал, как это будет работать, какой эффект этот даст?

Ахмеров: Я правильно понимаю, что вы за то, чтобы в этой ситуации власть вела себя жестче и решительнее?

Дегтярь: Абсолютно. SuperJob проводил исследование: всего 39% ульяновцев поддерживают усиление мер по противодействию ковиду.

Когда ситуация критичная, решения нужно принимать не исходя из общественного мнения, а исходя из безопасности жителей региона. И здесь мягких решений быть не может. Если решение принято, утверждено штабом, оно должно исполняться 100% и везде.

Тогда оно даст эффект. Если оно будет половинчатое – условно, здесь мы будем проверять те же QR-коды, а здесь, возможно, нет — тогда это эффекта никакого не даст, и ситуация будет ухудшаться.

Ахмеров: Вакцинация должна быть принудительной, или достаточно просто более активной и прицельной пропаганды?

Дегтярь: Я думаю, что принудительная вакцинация – порочный шаг. Ну как заставить человека вакцинироваться? И по Конституции граждане при получении медицинской помощи должны давать согласие на любую манипуляцию. Здесь человек должен понимать, что это необходимость. Нужно разъяснить, почему это необходимо, доказать в дискуссии. Порой острой дискуссии. Мы видим, какие баталии идут в социальных сетях. Антипрививочники высказывают свою активную позицию, а власть в этой ситуации, на мой взгляд, молчит. Есть активные люди, которые поддерживают эту позицию, и начинают вступать в дискуссии, споры. А от власти – скромный релиз на сайте минздрава: прививайтесь. Периодически пролистываю телеграм-канал Минздрава, но не вижу, чтобы велась агрессивная работа. Наоборот, пишут: в Ульяновской области снизились темпы вакцинации. И что? Мы это просто констатируем? Это хорошо? Это плохо? Что будет дальше? Параллельно проводим какие-то плановые «круглые столы» в онлайн-формате, которые сейчас просто не нужны. Это трата времени вместо того, чтобы заниматься проблемой.

Ахмеров: Вы знакомы с Кучицем и Гашковым (и.о. министра здравоохранения Ульяновской области — прим. ред.), которые сегодня руководят региональным здравоохранением? Если да, то как можете их охарактеризовать как специалистов?

Дегтярь: Я знаком с Гашковым. Он работал в должности главврача Новоспасской ЦРБ, на мой взгляд, неплохой организатор в части функционирования работы лечебного учреждения. Не могу сказать, что в части администрирования именно регионального здравоохранения. А с Сергееем Сергеевичем я лично не знаком, и достоверной информации о его профессиональных компетенциях у меня нет.

Ахмеров: Поговорим про фармдело. Как я понимаю, ваш условный срок еще не закончился?

Дегтярь: Нет.

Ахмеров: А сколько еще осталось?

Дегтярь: В январе был вынесен приговор, два года с момента вынесения приговора.

Ахмеров: А домашний арест не был зачтен?

Дегтярь: У нас интересное законодательство. Домашний арест, ограничение определенных действий – все те меры, которые государство применяет к людям, в отношении которых проводят расследование, фактически ограничивая свободу, не засчитываются в счет испытательного срока. Это засчитывается только если человек получает реальный срок.

Ахмеров: Есть ли вещи, которых вам не хватает, и которых вы не можете себе позволить из-за условного наказания?

Дегтярь: Таких вещей нет, я живу полноценной самодостаточной жизнью. Принял Ленинский суд такое решение, областной суд его поддержал. По закону я обязан его исполнять. У нас впереди еще будет кассация, и, [если кассация откажет, то] Верховный суд. Я периодически пролистываю приговор, и до конца не понимаю, в чем я виноват. Мне вменено в вину исполнение моих функциональных обязанностей…

Ахмеров: Как раз об этом мой следующий вопрос. За что вас осудили? Я имею в виду не номер статьи уголовного кодекса, а конкретные действия или бездействие, которые суд счел незаконными.

Дегтярь: Суд считает, что в неизвестное время, в неизвестном месте депутат Законодательного собрания области Тихонов — с которым у меня были очень интересные отношения: и медицинское сообщество, и правительство знают, что у нас были негативные и неприязненные отношения друг с другом – но, оказывается, он меня вовлек в преступную деятельность в 2017 году. И [по версии суда] мы с ним договорились, разработали преступный план для хищения средств в результате укрупнения лотов. Для понимания: вмененный жидкий кислород – это просто жидкий кислород, и изменить там ничего невозможно. Это монолот. С точки зрения законодательства, этот лот прошел все проверки правительства, комиссий. Я не проводил ни согласование этого лота… Узнал об этом кислороде, фактически, когда мне предъявили обвинение.

После проведения этих аукционов в неизвестное время в неизвестном месте Тихонов [по версии суда] получал средства каким-то неустановленным способом, распределял их между участниками преступной группы в неустановленном размере. Собственно, в этом [по версии суда] и заключается вина участников этого дела. Не понимаю сути. Я сейчас в очередной раз пролистал приговор. За период моей работы как министра по этому контракту лечебные учреждения перечислили «УльяновскФармации» порядка 1,3 млн рублей. В 2017 году я перестал работать, и, по версии следствия, сразу перестал быть членом преступной группы, потому что по второму эпизоду я иду как свидетель. В результате этими действиями был причинен [по версии суда] ущерб в размере 2,2 млн рублей, при том, что перечислено было 1,3 млн. Остальные средства перечислялись уже в тот период, когда и директор «УльяновскФармации» находился под следствием, и Тихонов и т.д. Ну просто не поддается оценке. Но, еще раз говорю, суд принял такое решение, не хочу обсуждать решение суда первой и второй инстанций.

Но не хотелось бы, чтобы люди попадали в такую ситуацию, в какую попал я

Ахмеров: Я правильно понимаю, что виновным вы себя не считаете?

Дегтярь: Абсолютно себя виновным не считаю. Считаю, что в результате и следствия, и суда моя вина доказана не была. Еще раз говорю: я осужден за то, что исполнял свои обязанности. Проводил аппаратные совещания, руководил отраслью здравоохранения, давал распоряжения и приказы главным врачам. Это работа любого министра, и сегодня эта работа продолжается. К нам приходил и Егоров Игорь Игоревич, и Казаков Юрий Владимирович — это контрольные органы нашей области (Егоров — председатель областной Счетной палаты, Казаков — контрольно-ревизионного управления администрации губернатора — прим. ред.). И, оказывается, все комиссии, которые проводятся по согласованию цены, по эффективности госзакупок, они носят исключительно рекомендательный характер. И то, что они согласовали и рекомендовали провести эти закупки, не снимает ответственности с заказчика. Хотя заказчиком в данном случае выступали больницы, а не министерство. Это тоже интересный вопрос.

Ахмеров: Павел Сергеевич, вы в это дело погружены гораздо лучше нас всех, по понятным причинам. У меня такой вопрос: как вы думаете, была ли у следствия возможность привлечь обвиняемым по этому делу Сергея Ивановича Морозова? Он знал о существовании схемы, которую вам и Тихонову вменили, и он поощрял эту схему, или все происходило у него за спиной, и он ни о чем не знал?

Дегтярь: В 2015 году губернатор поручил централизовать закупки в регионе. Мы ездили в Татарстан, в другие регионы, изучали практику. Было распоряжение губернатора о том, что все закупки в учреждениях здравоохранения лекарственных препаратов и изделий медицинского назначения должны проводиться централизованно. Ничего преступного в этом нет и никакой схемы в этом нет. Это нормальная практика, которая действует на территории всей Российской Федерации. Но если идти по той логике, по которой я привлечен к уголовной ответственности, то, возможно, конечно… Если так посмотреть, кто дальше стоит… Министр, зампред, губернатор, и до бесконечности можно дойти.

Ахмеров: Я скорее не о схеме с совместными закупками, а о той схеме, про которую сообщал Следственный комитет в самом начале, когда задержали еще только Тихонова и Абдуллова. СК писал, что средства выводились на подставные фирмы, обналичивались и использовались в личных целях Тихонова и Абдуллова.

Дегтярь: К этапу приговора эти формулировки из дела исчезли. Следствие не установило ни фирмы, ни схемы вывода средств. Это в приговоре звучит как «неустановленным путем». Вы знаете, когда был приговор, мне понравилась статья Сергея Титова, газета «Коммерсантъ». Он достаточно детально изучил приговор и детально всю ситуацию описал.

Ахмеров: Да, помню, он писал, что вас осудили за преступление, которого не было.

Дегтярь: По сути да.

Ахмеров: Тем не менее, раз формальная возможность привлечь Морозова к ответственности у следствия была, то почему они этого не сделали?

Дегтярь: Не могу сказать, чем руководствовалось следствие. Это прерогатива следствия. Они для себя определили круг подозреваемых. Прошло время – я тоже попал в круг этих подозреваемых. Видимо, понимали, что это очень серьезный резонанс – как-то заподозрить губернатора в подобных действиях. Видимо, доказательств не было, поэтому даже разговора об этом не шло.

Ахмеров: Много говорят о том, что в бытность министром вы находились под большим влиянием Валентины Герасимовны Карауловой. Насколько оправданы такие «обвинения», если можно так сказать?

Дегтярь: Я никогда не скрывал, что в регион меня во многом пригласила работать Валентина Герасимовна. Сначала в Фонд ОМС, но в перспективе, когда я перешел на работу в правительство, у нас отношения резко изменились, потому как я, фактически, занял ее должность. И я бы не сказал, что она на тот момент оказывала влияние. Мы были больше в состоянии недоверия друг к другу, я бы сказал.

Ахмеров: Что думаете о новом губернаторе, Алексее Юрьевиче Русских? Какие у вас первые впечатления от того, что попадает в публичную плоскость? Может, довелось лично пообщаться?

Дегтярь: Нет, лично не общался, даже вживую не видел. Но общаюсь со своими бывшими коллегами, все говорят одно: меньше стало совещаний. И в период моей работы, и после того, как я перестал работать, при Сергее Ивановиче (Морозове — прим.ред.) было слишком много совещаний. Фактически все отрасли работали в смс-формате. Руководители, находясь на совещаниях, давали поручения заместителям, директорам департаментов через смс-сообщения. Или поздно ночью и рано утром. Времени на конкретную работу было меньше. Сегодня, как говорят бывшие коллеги, стало гораздо больше времени для того, чтобы заниматься реальными делами.

Ахмеров: Вы не думаете сами вернуться на госслужбу, когда вам можно будет это сделать?

Дегтярь: Нет, я об этом не думал. Супруга у меня категорически против того, чтобы даже допустить мысль о возвращении меня на какую-либо госслужбу, или муниципальную службу. Знаете, этот опыт…

После того, как я проработал фактически с 2006 года в органах власти — муниципальной, государственной власти — и случилась такая ситуация… Она на всю жизнь научила, что система может в любой момент тебя просто съесть и, как говорится, выплюнуть. И ты никому не нужен. Зачем в одну реку заходить дважды?

Ахмеров: Я правильно понимаю, что для семьи было крайне драматично все, что с вами произошло?

Дегтярь: Конечно. Когда я уволился и месяц искал себе работу, договорился уже о работе, и тут происходит… У меня супруга находилась в декретном отпуске, ей пришлось выйти на работу. Я не мог выходить никуда из дома. Это достаточно сложное испытание было для нашей семьи. И в моральном, и в финансовом плане, и во многих других.

Ахмеров: Ваша попытка создать свое медиа «Дегтярь. Live» несколько месяцев назад… Почему-то все резко прекратилось. В чем дело?

Дегтярь: Во-первых, я создавал не единолично, а с моими партнерами. На сегодняшний день просто физически пока не хватает времени, чтобы продолжать это проект. Плюс это требует определенных ресурсов, которых взять неоткуда. Поэтому, если будет такая потребность – будем дальше заниматься этим проектом. Пока я особого смысла не вижу. Смотрю ваш формат социальных сетей и мессенджеров, он вполне уместен, и можно с людьми общаться посредством таких коммуникаций.

Ахмеров: Нет ли у вас политических амбиций? Если вы категорически против госсслужбы, то, может быть, депутат, или какая-то еще выборная должность вас в перспективе заинтересует?

Дегтярь: Нет, тоже абсолютно не интересует. Я об этом сразу говорил, когда запускал свой проект. Мне это неинтересно.

Ахмеров: А чем вы сейчас занимаетесь профессионально?

Дегтярь: Я сейчас буду создавать медицинскую организацию на территории нашего региона.

Ахмеров: Частную клинику?

Дегтярь: Да.

Ахмеров: А можно уже сказать, какое направление будет, еще какие-то подробности?

Дегтярь: Пока мы с партнером решили в публичную плоскость это не выносить, потому что находимся пока на начальном этапе. Придет время – я обязательно публично об этом расскажу.

Ахмеров: Очень интересно, спасибо за эксклюзив. У меня больше нет вопросов, спасибо, что уделили время, приятно было пообщаться. Если помните, я был первым, кто взял у вас интервью, когда вы только стали министром. И вот еще раз довелось пообщаться. Спасибо, всего доброго, до свидания!

Дегтярь: Всего доброго, до свидания!