Ульяновский суд отказал матери погибшего в Чечне лейтенанта в установлении даты его гибели
3 августа в Железнодорожном районном суде Ульяновска рассматривалось заявление об установлении факта, имеющего юридическое значение, которое было подано фондом «Право Матери» от имени Равзы Абдулхаковны Кондратьевой – матери сначала числившегося «пропавшим без вести», а потом, наконец, опознанного по фрагментам тела, лейтенанта Олега Кондратьева, сгоревшего в БМП в г. Грозный 01 января 1995 г.
Не знаем, что делала в 1994-1995 года судья Зобова. У многих сограждан середина 90-х годов связана с чем угодно, кроме чеченской войны… Учеба, работа, развлечения: Если война лично не коснулась — вроде ее и не было. Не было обезумевших от внезапного горя матерей, не было Грозного в руинах, не было вагонов-рефрижераторов, набитых человеческими ошметками: Не на этом ли беспамятстве и равнодушии вырастают новые трагедии и новые жертвы? Не в этом ли забвении источник чиновничьего цинизма?.. Мы не знаем, что делала в эти годы Зобова. Расскажем о том, что в эти годы пережили Кондратьевы, от чьего заявления сегодня так легко отмахнулась судья, потратившая на уход в совещательную комнату не более 10 минут.
Гвардии лейтенант Олег Кондратьев (1971 г. р.) в 1994 году окончил Челябинское высшее танковое командное училище и был направлен для прохождения дальнейшей службы в 68-й гвардейский танковый полк 90-й гвардейской танковой дивизии 2-й гвардейской ОА ПриВО в должности командира танкового взвода. После Указа Президента Бориса Ельцина 09.12.1994 г. N 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики», 12 декабря 1994 года Олег в составе в/ч 65349 81-го гвардейского мотострелкового полка оказался в Чечне.
Установлено, что часть прибыла в г. Грозный (который тогдашний министр обороны Грачев собирался взять за семьдесят два часа силами одного парашютно-десантного полка) и блокировала его до 31.12.1994 г., когда была переведена к району Президентского дворца. По пути следования впереди идущая БМП-650 была подбита и лейтенант Кондратьев пересел в БМП-651, где находились: сержант Владимир Зимин (без вести пропал); рядовой Максим Жулинда (без вести пропал); механик-водитель Владимир Мохов (сгорел); рядовой Игорь Дюкин (тело найдено впоследствии в Грозном, убит); рядовой Дмитрий Чикуров (убит): Сама БМП-651 была обнаружена 16.01.1995 г. в сгоревшем состоянии у реки Сунжа.
Когда смерть оборвала жизни молодых 18-23-летних ребят, начались хождения по мукам их родителей. Военкомат сообщил Кондратьевым, что их сын числится «пропавшим без вести». Это могло означать что угодно. У нас, в фонде «Право Матери», хранятся тысячи подобных историй — про перепутанные, как у Сережи Тумаева и Жени Венцеля, тела, про расфасовку 300 грамм пепла поровну на две семьи — чтобы каждая могла хоть что-то похоронить, как у Пестеревых; словом, про то, как родители, поняв, что информацией не владеет ни один кабинетный чиновник, бросали обычную мирную жизнь в какой-то параллельной теперь нереальности, и ехали сами искать своих детей. Живыми или мертвыми.
Семья Кондратьевых была на тот момент еще полной — и на розыски сына первым поехал отец. Ему удалось поговорить с командиром части и примерно очертить круг возможных поисков. Надежды на то, что Олег мог быть живым, было очень мало.
И Виктор Степанович, и Равза Абдулхаковна, — были самыми обычными, простыми, честными трудягами с Ульяновского автозавода. Им давали отпуск — и вместо моря или дачи — они ехали рассматривать трупы и кости — искать сына. Так, спустя уже примерно год после «пропажи» Олега, Равза Абдулхаковна, с другими тремя ульяновскими матерями оказалась в печально знаменитой 124-й судебно-медицинской лаборатории г. Ростова-на-Дону, куда начали свозить тела и останки всех погибших, но неопознанных военнослужащих. Они, матери, как говорит Равза Абдулхаковна, — «смотрели мониторы». Чтобы Вы понимали, что это значит, приведем рассказ журналиста Александра Трушина, бывшего в то же время в том месте: «:В одной из комнат был оборудован видеозал. На стульях сидели около десятка женщин, чей возраст невозможно было определить. Им должно бы быть около 40, но на вид — поседевшие морщинистые старухи. За ними стояли их мужья. На экране телевизора медленно проплывали трупы. Точнее, останки. Иногда почти целые, иногда непонятные бесформенные груды костей и ссохшегося человеческого мяса. Время от времени раздавался женский вопль: «Остановите, это мой, мой сыночек! У него шрам на правой ручке с детства!» В таких случаях подполковник Щербаков [тогдашний руководитель 124й СМЭ] начинал работу по идентификации останков…»
Ульяновским мамам не повезло. Не было этого крика узнавания. Они оставили в лаборатории свой ДНК-материал, и уехали домой ждать, когда (и если вдруг) какой-то из фрагментов человеческих останков совпадет с их кровью, с их прядями волос, и появится шанс, что найденный кусок кости или плоти — это их сын: Шли годы, а матери все ждали. Слишком много было погибших, слишком мало возможностей у одной лаборатории: С января 1998 года начался длительный многолетний процесс идентификации частей останков, предположительно подходивших под описание гибели Олега Кондратьева.
Решением суда от 9 июня 1999 года Олег Кондратьев был юридически признан безвестно отсутствующим. А когда началась уже следующая, вторая чеченская война, Железнодорожный районный суд Ульяновска решением от 21 октября 1999 года признал Олега Кондратьева умершим при исполнении обязанностей военной службы.
К сожалению, в этом решении не была указана настоящая дата гибели лейтенанта Кондратьева, хотя в мотивировочной части указаны обстоятельства той ночи с 31 декабря 1994 г. на 1 января 1995 г., а по общему же правилу в подобных случаях, официальной датой смерти человека считается дата вынесения судом своего решения.
Фонд «Право Матери» обратился в суд, чтобы установить истинную дату гибели Олега Кондратьева (1 января 1995 года), кроме того, это необходимо, чтобы мать погибшего могла получать ежемесячную денежную выплату в большем размере. Интересы матери погибшего в суде представляла юрист Фонда «Право Матери» Анна Мукасеева. Она изложила позицию Фонда: в соответствии с п.3 ст.45 Гражданского Кодекса РФ, при наличии оснований предполагать гибель гражданина при определённом, конкретном стечении обстоятельств, суд может признать днём смерти этого гражданина день его предполагаемой гибели. Для подопечной фонда установление даты гибели 01 января 1995 года повлечёт помимо прочего возникновение права на ежемесячную денежную выплату в размере 3.361 рубль 09 копеек вместо получаемых сейчас 1.345 рублей 30 копеек.
Представитель Военного Комиссариата Ульяновской области Светлана Перекраснова (военкомат был привлечен в дело судьей) принесла на заседание личное дело лейтенанта и своей позиции по делу не имела, оставив все на усмотрение суда.
Представитель «заинтересованного лица» (так обозначается в процессе по установлению юридического факта ведомство, которое, не являясь ответчиком, привлечено в дело фактически в роли третьего лица) — Управления Пенсионного Фонда РФ Железнодорожного района г. Ульяновска — некто С.В. Бурлак в заседание не явилась, однако прислала отзыв, в котором указала, что «рассмотрение в особом производстве, по ее мнению, невозможно, так как имеется спор о праве». (Именно эту фразу и воспроизведет потом дословно судья, выйдя из совещательной комнаты с уже готовым определением в руках).
Юрист Фонда «Право Матери» Анна Мукасеева указала на необоснованность данного отзыва: в данном случае спора о праве нет и быть не может, «практический аспект» заявления является следствием положения ст. 267 Гражданского Процессуального Кодекса, который требует от заявителя обязательного указания конкретной цели установления юридического факта.
Тем не менее, судья Людмила Зобова отказалась установить факт наступления гибели лейтенанта Олега Викторовича Кондратьева 01 января 1995 года. Она ушла в совещательную комнату и через 10 минут вышла оттуда с готовым написанным Определением, оставив данное заявление без рассмотрения.
После окончательной идентификации тела, лейтенант Кондратьев Олег Викторович захоронен с воинскими почестями на Богородском кладбище Ногинского района Московской области (там целый участок отведен под воинские захоронения). Мать решила не беспокоить больше и без того измученное тело и не стала настаивать на перезахоронении в Ульяновске.
Несколько раз за эти 20 лет Кондратьеву приглашали на чаепития, дарили бокалы, шампунь и косметику от городской администрации. Звали на концерты и вручали цветы. Проблема в том, что родителям, потерявшим своих сыновей в чеченских войнах не нужны пафосные официозные речи и мероприятия для галочки. Они хотят только одного — чтобы смерть их детей уважали. Чтобы они имели право на документ с настоящей датой гибели своего сына. Чтобы ранняя и мучительная гибель этих мальчишек, и хождения по мукам их матерей что-то значила для «бурлак-зобовых». Чтобы ни им, ни кому другому больше не пришлось бы опознавать своего обугленного сына по фрагменту щеки.
Мы неприятно удивлены поспешной позицией судьи Зобовой, оставившей заявление без рассмотрения. Фонд «Право Матери» обжалует постановление Железнодорожного районного суда Ульяновска в суде 2-й инстанции.
По материалам Фонда «Право Матери»
Фото yandex.ru