Несколько лет назад мне предложили ответить на вопросы анкеты, посвященной проблеме ульяновских СМИ и медиаситуации в целом, для публикации на одной интернет-странице. Человек, приславший эти вопросы, больше никак не проявился, будто пропал, а мои ответы остались. Перечитав их недавно, я понял, что в Ульяновске с тех пор мало что изменилось, по крайней мере, в лучшую сторону. После некоторого обновления текст кажется мне пригодным для публикации, хотя мои ответы, разумеется, субъективны. Это вторая часть анкеты.

Сергей Гогин: Свобода на слабую троечку. Часть 2

  1. Сталкивались ли Вы в своей работе с цензурой? Если да, то в чем это выражалось? Имеете ли Вы возможность самостоятельно определять тематику, героев и способ подачи своих материалов?

– Надо отличать цензуру и редакционную политику (или политику владельца СМИ), хотя внешне они во многих случаях практически неотличимы. И все же: цензура – это запрет на публикацию по политическим или идеологическим мотивам, причем запрет, исходящий от власти, а редакционная политика может не иметь идеологической подоплеки, потому что определяется как чисто профессиональными соображениям (что, разве у нас мало журналистов, дурно владеющий профессией, родным языком?), так и экономическими или иными интересами учредителя, например, частного. Понятно, что цензура частного учредителя мало чем отличается от государственной цензуры. Есть и субъективный фактор (пугливый редактор, например). Но журналисту, разумеется, от этого не легче. Для меня наиболее отвратительна ситуация, когда профессиональные принципы работы журналиста редакция приносит в жертву рекламодателю или чиновнику, когда редактор защищает не интересы своего сотрудника, а, допустим, интересы жуликоватой строительной компании, или оберегает от любого упоминания даже в нейтральном контексте святое имя местного руководителя. Это самый тяжелый и противоестественный для журналиста конфликт.

Известна история, позорная для региональной власти и крупной федеральной газеты, когда под давлением медиакураторов из областного правительства был закрыт ульяновский корпункт этой газеты под тем предлогом, что спецкор (который занимался тем, чем и должен заниматься журналист – писал о том, что есть) опубликовался в одном  местном издании. Корпункт вскоре снова отрыли, это издание достойно представляет в Ульяновске другой человек, но осадок, как говорится, остался. Такого рода административное давление вполне можно рассматривать как политическую цензуру.

В изданиях, где мне доводилось публиковаться, мне, как правило, доверяли и доверяют. Темы я предлагаю сам или реагирую на редакционное задание; содержание репортажей определяю сам, их почти не редактируют, иногда, правда, сокращают, потому как эфир и газетная полоса – штука жесткая. Проблема в том, что СМИ – вещь зачастую поверхностная: ну как осветить сложную тему (роста тарифов в ЖКХ, например) в формате 2,5-3 минут? Или заметки в 1000 знаков? Да еще в течение 2-3 часов? А это реальная ситуация. И сопутствующий стресс. Так что многое зависит от личной добросовестности, опыта, эрудиции журналиста. И от того, удалось ли дозвониться до нужного человека, владеющей информацией. Это к тому, что чиновники должны понимать, что мы не дурью маемся, когда пристаем к ним по телефону с вопросами.

  1. В принципе нужна ли в стране и в регионе цензура? Если да, то что должно подвергаться цензуре?

– Цензура в Российской Федерации запрещена Конституцией, и этим все сказано. Призывы к насилию, к межнациональной и религиозной розни – запрещены, но все, что не запрещено, разрешено и цензуре подвергаться не должно, даже если это кому-то не нравится. Но у нас одно лишь обсуждение межнациональных проблем или, например, темы религиозной нетерпимости может быть признано разжиганием розни, поэтому наши СМИ дуют на воду и избегают некоторых тем из ложно понятой политкорректности, и в результате проблемы загоняются вглубь. А потом люди удивляются, откуда возникает разного рода напряженность… Вот оттуда, из политкорректности цензурного типа. Потому что общество вовремя не проговорило вслух проблему. Как в психотерапии.

К сожалению, цензура, запрещенная Конституцией, в 2000-х годах вернулась де факто. Не в виде цензора с ножницами, а в виде «политпланирования» и осторожного редактора, который сам знает, чего нельзя печатать, потому что назавтра последует окрик из правительства. За критику власти у нас теперь легко прослыть экстремистом, фашистом, «пятой колонной», а также наймитом ЦРУ.

Насколько мне известно, довольно жестко прессуют свои региональные вкладки центральные редакции сетевых изданий. Но это опять же редакционная политика. У них принцип – не ссориться с местной властью, потому что это «плохо для бизнеса» (а то, что на страницах от этого скука, это, стало быть, для бизнеса хорошо). Я прекратил довольно длительное сотрудничество с одной такой газетой после того, как ее московский редактор запретил к публикации мой комментарий, где я не критиковал даже, а слегка иронизировал по поводу какого-то решения Городской думы. Помните анекдот: «Горидзе в неволе не размножается»? То же и с журналистикой: ее в неволе не существует. Честнее будет вообще уйти из конкретного СМИ, в предельном случае – из профессии, чем работать в условиях такого «редактирования».

Но и от скверного, непрофессионального редактирования я тоже страдал. В начале 2000-х московский редактор «Коммерсанта» внес в мою статью 14 (!) фактических ошибок и мелких неточностей, хотя изначально их там не было. Я письменно высказал мое крайнее неудовольствие, после этого мне перестали звонить из самарского бюро «Ъ» и заказывать статьи. Для меня подобное редактирование – веский повод для прекращения сотрудничества, если редактор отказывается рассматривать мои возражения. К счастью, хорошие, тактичные редакторы, на которых можно положиться, у меня тоже были.

  1. Есть ли в Ульяновске независимые СМИ? Что это за СМИ (примеры)? Есть ли в Ульяновске независимые журналисты? Можете их назвать?

Корректнее будет говорить о негосударственных (немуниципальных) СМИ, то есть таких СМИ, в которых нет участия власти – ни финансового, ни в качестве учредителя. При этом частное или негосударственное СМИ не означает автоматически  – «качественное» или «независимое».

Независимый журналист – слишком претенциозно звучит. Лучше говорить – журналист негосударственного (частного) СМИ. Для себя я предпочитаю термин «свободный журналист», это более соответствует моему положению: предложил тему, если тема редакцию заинтересовала, делаешь. Или откликаешься на задание редакции.

В наиболее выгодном положении с точки зрения профессиональной независимости находятся, пожалуй, региональные корреспонденты центральных СМИ, собкоры, фрилансеры – люди, которые получают свои гонорары или зарплаты не в Ульяновске и не из бюджета. Я их знаю и дружен с ними. В своих изданиях они, благодаря своему статусу, могут напечатать то, чего вы не прочитаете в местных СМИ. В ульяновских киосках этих изданий вы, скорее всего, не купите (это – к вопросу о доступности информации, об экономической свободе распространения), поэтому – боже, благослови всемирную паутину.

Впрочем, изворотливая власть изобрела зловредную вещь под названием «договор на информационное обслуживание». Это когда местное правительство заключает соглашение с руководством федерального издания или службы новостей, платит бюджетные деньги, и за это бедный собкор обязан скрепя сердце пиарить местную власть в своем издании. Для собкора нет ничего хуже, чем это. Издание, получающее гранты от правительства, Заксобрания, мэрии и Гордумы на освещение того-сего, уже не может считать себя независимым. Но в Ульяновске не осталось традиционных СМИ, которые этим не пользуются. Редактор объяснит вам, что это единственный способ выжить, что «у людей семьи, которые надо кормить». Выбор между полноценной профессиональной деятельностью и «выживанием» – это выбор трудового коллектива и каждого отдельного журналиста. Разумеется, на это выбор влияет много факторов, как естественных, так и противоестественных.

(Окончание следует)

 

Сергей Гогин